Розовый террор

Нелидова Надежда

Это было безумие – искать квартиру в начале осени в таком большом городе. На них смотрели как на ненормальных, когда они наивно спрашивали, не сдают ли хозяева площадь. «Heт; что вы. Раньше надо было искать, весной». Так или примерно так отвечали им всюду. Усталые, с убитыми лицами, без единого адреса в кармане встретились они вечером.

– Как у тебя? – спросила Неля охрипшим голосом.

– Нету, – тоже сипло отвечала Ляля, опуская глаза. И видно было, что она не раз сегодня принималась рюмить, и вот сейчас снова еле-еле сдерживается, чтобы не пуститься

в три ручья.

– Может, вон туда сходим? – сказала Ляля после совсем уж безнадежного молчания. Она указывала на несколько бревенчатых домиков за железнодорожной линией – их почти не было видно за палисадниками с зеленью. Поразмыслив, Неля согласилась:

– Пошли, Лялька, попытка – не пытка. Ну, если тут повезет – в чем я очень сомневаюсь – это то же самое будет, что мы вытащим счастливый лотерейный билет.

Они вытащили этот лотерейный билет.

За одним из заборов тетенька в болоньевом плаще подметала двор гусиным крылом. Увидев две одинаковые лохматые головы, одновременно заглянувшие в калитку, и две пары глаз, умоляюще воззрившихся на нее, хозяйка сразу все поняла.

Оказывается, она сдает этот домик, так как сама давно уже живет в центре города у сына. Дом слoмают только на будущий год. И дом, и двор, и маленький сад с тремя черемухами и плодоносящей яблоней предоставляются в полное их пользование.

Правда, и цену она назвала, суетливо теребя косынку, такую, что сестры ахнули. Но не отказываться же было!

Как только Ляля и Неля, переглянувшись и вздохнув, враз кивнули головами, хозяйка сразу захлопотала, подхватила у них сумки и повела в избу, а там усадила пить чай с вареньем. Когда пили, все объясняла: вот две койки, постельное белье вот тут, в шифоньере, посуда на полке, уголь во дворе под навесом; показала, как топить печь и закрывать трубу, чтоб не угореть. Надев очки, внимательно просмотрела их паспорта: Уходя и засовывая в сумку деньги, она уже называла их «дочами» и наказывала: «Вот адрес мой, вот телефон. Если что, соседи там возникать начнут, сразу ко мне».

4

Во втором часу ночи Неля комкает пустой пакет из-под жареных семечек и, прицелившись, метает в угол.

– Еще достать? – спрашивает она у Ляли, котoрая, не в силах оторваться от интересной книги, продолжает шарить рукой в поисках семечек. Обнаружив, что с семечками покончено, она зевает и задумывается.

– Слопаем все, а потом? Давай туши свет.

Неля на цыпочках бежит к выключателю, заодно заглядывает в буфет и, прихватив два куска хлеба, возвращается в постель.

– Лично мне такая жизнь по нутру, – признается она, доедая хлеб. – Только вот завтра снова хождения по мукам: работу искать. Найдем, и снова: медкомиссия, справки разные. Меня уже сегодня от поисков тошнит.

Обе чувствуют себя глубоко несчастными, им так надоели сегодняшние мытарства. Прозондировав почву, Неля продолжает:

– Знаешь, все-таки жуткая несправедливость: мы потеряем целый год! 365 дней будут навсегда вычеркнуты из нашей жизни, драгоценной, единственной и неповторимой.

Ужас!

– Почему вычеркнуты? – удивляется Ляля. – Жить-то мы будем в это время..

– Жить! – усмехается Неля. – По-твоему, это жить?! Работать, чтобы есть, и есть, чтобы работать. Это рабство, а не жизнь. Ты, Лялька, ничего не соображаешь. Нам в школе твердили, что человек должен заниматься любимым делом – только тогда он обретет смысл жизни. А мы с тобой, выходит, будем бессмысленно заниматься нелюбимым делом целый год? Лазить по лесам и класть мокрые кирпичи?

– Почему мокрые?

– Потому что работать ты будешь не только под солнышком. Поняла, наивная, несведущая ты душа?

– Можно и потерпеть годик, – потихоньку сдается Ляля.

Возбужденная Неля отрезает:

– Терпи на здоровье, если хочешь.

Ляля обижается:

– Чего ты так со мной? А в поезде что говорила?

– Ну, мало ли что в поезде… А хорошо бы весь гoд жить так! – Неля красноречиво раскидывает руки по сторонам. – Ох, и лентяйки мы с тобой, ага? Давай не поработаем хоть месяц, Лялечка, солнышко. Вот увидишь, небо на землю не упадет.

– Нельзя. Нехорошо, и вообще… Сколько нам мама обещала высылать? С расчетом, что мы на стипендию? Немного выходит… И кто нас, Нель, зa язык тянул, что нам общежитие дали? Сказали бы, что на квартире – глядишь, еще с полсотни с родительской половины.

– Оплошали, – грустно подтверждает Неля. – Может, пока не поздно, написать? Так, мол, и так. С общежитием ничего не вышло.

– Ты что?! Они же мигом сюда все примчатся – и в деканат: за что обижаете наших чадушек? А их чадушек в помине нет в институте. Нравится такая перспектива?

Ляле такая перспектива не нравится.

– Может, Леня пошлет, – Неля имеет в виду брата.

– Жди, пришлет Ленечка. Он ведь женится. Так ему жена и позволит деньги переводить!

– Ведьмы эти жены, – вздыхают обе.

– Лялька, у меня созрела идейка, идейка, идейка, – поет Неля. – Ты видела, сколько народа идет из гостиниц, не солоно хлебавши? На вокзал идет, чтобы спать. А там не то, что спать – присесть некуда. С маленькими детьми на полу ночуют. Давай их пускать к себе на ночь?

– Ну да… А хозяйка?

– А мы ей не скажем. Как, одобряешь?

Ляле идея нравится. Неля продолжает развивать мысль дальше:

– Устроим что-то вроде маленькой гостинички. Сами поселимся в кухне, спать придется на полу. Не бог весть, какие цацы.

– Цацы! – капризничает Ляля. – Не хочу спать на полу.

– Умолкни. Зато будешь стройная, как чинара… Значит, так: две койки есть, да еще хозяйкина полутораспалка, да еще раскладушка в чулане.

– А белье постельное?

– Еще легче: у нас с тобой по две смены, хозяйка дала по смене. Можно бы напрокат взять, да у нас прописки нигде нет. Шести смен на первое время хватит… Интерьерчик у хозяйки сносный: шторки, цветочки, коврики.

– А нам за это ничего не будет? – беспокоится Ляля. Уж слишком все хoрошо получается, даже сомнение берет.