Розуэлл. Город пришельцев: Изгой. Дикарь
Шрифт:
– Я не врала, – ответила она, но ее голос казался высоким и ненастоящим.
Мария долгое мгновение смотрела на нее.
– Ага, конечно. – Она достала полотенце для посуды из бокового кармана униформы. – Красная штука вот здесь – не кетчуп. Это кровь. Твоя кровь, Лиз. Я прижимала полотенце к твоему животу и чувствовала, как кровь впитывается в него.
Ее голос дрогнул. В глазах блеснули слезы.
– Я прижимала изо всех сил, но кровь не останавливалась. Ты умирала, Лиз. Я видела, как ты умирала.
Лиз
Но слова Марии пробили дыру в пузыре. «Я почти умерла», – подумала Лиз. Слова повторялись в ее голове снова и снова. Она опустилась на пол и оперлась о стену.
Мария присела рядом и обняла Лиз за плечи.
– Она попала в тебя, не так ли?
– Ага, – признала Лиз. Горло жгло, а глаза наполнились слезами.
– Так расскажи мне.
Лиз сделала глубокий, неровный вздох.
– Макс исцелил меня. Это невозможно, но он это сделал. Я слышала, как ты кричала. Твой голос звучал издалека. А потом я отключилась или типа того.
Хорошо было произнести это вслух. Лиз почувствовала себя менее сумасшедшей.
– А потом я помню прикосновение его рук, прижатых к моему животу. Теплых рук, – продолжила Лиз. – Я чувствовала только это, а не боль или вроде того. Я подняла взгляд и увидела Макса.
– Ого. Я просто… Ого. Он спас тебе жизнь.
– Ага, спас, – ответила Лиз. Но она не могла в это полностью поверить. Это было похоже на сон, происходящее казалось ей все нереальнее с каждой секундой. Как мог Макс исцелить огнестрельную рану?
– Он попросил меня солгать. Сказал, что позже все объяснит, и исчез.
От униформы Лиз пахло кетчупом и высохшей кровью. Учуяв запах, она почувствовала тошноту; взяла бумажное полотенце и стала старательно оттирать униформу, пока оно не начало рваться.
Мария встала рядом с Лиз перед зеркалом. Вытерла глаза и нервно рассмеялась.
– Я считала эту тушь водостойкой.
– Мне кажется, они еще не изобрели ничего против слез. – Лиз оторвала кусочек от полотенца и передала Марии.
Глаза Марии широко распахнулись. Она наклонилась к Лиз.
– Не надо было вытирать кетчуп, – сказала она, указывая на ткань. – Кажется, тебе придется сжечь эту униформу. Смотри.
Лиз опустила взгляд и увидела маленькую круглую дырочку в ткани. Внутри все сжалось: вот где вошла пуля. Это дырка, которую надеялся найти Валенти, и лишь несколько капель кетчупа помешали ему заметить ее.
– Ты права, – медленно сказала Лиз, – придется это сжечь. И полотенце тоже.
Она взяла пропитанное кровью полотенце для посуды
Та все еще смотрела на дырку от пули.
– Не могу поверить, что в моем теле действительно была пуля. – Лиз скрестила руки на животе, словно защищаясь.
– Убери руки на секунду, – попросила Мария. – Здесь что-то странное. Твоя кожа как будто светится.
Лиз опустила руки. Кожа под пулевым отверстием на форме действительно выглядела странной, почти серебряной. Что это могло значить?
Она медленно расстегнула униформу спереди. Опустив глаза, Лиз почувствовала головокружение.
Этого не могло быть. Не могло.
На ее животе виднелись следы рук – они переливались и словно впечатались в ее плоть. Отпечатки рук Макса.
Изабель Эванс вытащила верхний ящик комода и вывалила содержимое на кровать. «Ладно, губы, глаза, кожа, ногти, аромат», – подумала она. Затем взяла все помады, блески, бальзамы и карандаши для губ, которые увидела, и свалила их в кучу в правом углу матраса.
Потом она выбрала все тени (крем и порошок), подводки для глаз (жидкие и карандаши), тушь, карандаши для бровей и положила их в левом углу кровати, после чего добавила две завивки для ресниц и бутылочку «визина».
Макс все время дразнил ее, когда она это делала. Он говорил, что Изабель как маленький ребенок, сортирующий конфеты, полученные на Хеллоуин, по категориям: простой шоколад, шоколад с орехами, леденцы, лакрица. Но раскладывание косметики успокаивало Изабель, когда она была расстроена. А сейчас она была расстроена. Нет, больше, чем просто расстроена. Она была в панике и скатывалась в сторону истерики.
Если ее брат не вернется домой в ближайшее время, у него больше не появится шансов подразнить ее, потому что Изабель его убьет. И Майкла – тоже.
Один из них использовал много силы для исцеления, хождения во сне, для чего-то эдакого. Она чувствовала, как эта сила потрескивает в воздухе, и все маленькие волоски на ее руках и затылке вставали дыбом. А запах озона проник в ее открытое окно, как после грозы.
Это означало: что-то случилось, потому что Макс и Майкл никогда не тратили силу просто так. И когда Изабель использовала ее – а делала она это часто, ведь это было весело, – они ругались.
Видимо, случилось что-то серьезное. То, что заставило брата и друга рисковать, нарушив собственные правила. Но это не самое страшное. Главное – что она почувствовала вспышку ужаса от обоих. Не страха. Ужаса.
Изабель не могла прочитать мысли Макса или Майкла. Но она всегда могла ощутить их чувства, хотя и старалась этого не делать. Кто хотел испытать раздражение Майкла из-за какого-то спора с приемными родителями или слезливую радость Макса, когда ему улыбнулась Лиз Ортеко?