Розы на снегу
Шрифт:
— Печка… жарийт… скоро.
Яковлева машинально обдала кур кипятком, быстро приготовила их для жарки. Час пребывания гитлеровцев в доме показался Марии Ивановне вечностью. И как же она была рада, когда фашисты, уложив поджаренных кур, в мешок, уехали дальше. Долго она смотрела им вслед, пока не затих гул их машин.
Только партизаны вошли в деревню Липо и расположились там на привал, как им сообщили: по пятам идут каратели. Пришлось, не трогая заранее спрятанной здесь взрывчатки, уходить в сторону от намеченного маршрута. Лишь вечером
То ли оккупанты считали этот участок дороги в безопасности, то ли до него у них не дошли руки, во всяком случае, здесь даже у самого моста лес не был вырублен так, как это делалось повсеместно. Правда, мост усиленно охранялся — посты стояли с обоих его концов, на каждом из них — пулеметы.
Но идти на мост лобовой атакой партизаны и не собирались. Иван Алексеев знал здесь каждый кустик и был уверен, что пройдет к мосту незамеченным. Кроме него в группу подрывников вошли Николай Мудров, пулеметчик Лукин. Командиром группы был парторг отряда Яков Моисеенко. Все остальные партизаны заняли позицию на случай, если группа будет обнаружена и придется вести бой.
Подрывники подождали, пока сменятся часовые, а потом вслед за Алексеевым бесшумно поползли к мосту. Скурдинский и Ковалев пристально наблюдали из укрытия за их движением. Вот они показались из-за кустарника. Подождали, пока часовой пройдет на другую сторону и быстро, по-кошачьи, прыгнули под кручу. Конец длинного шнура, который тянул Моисеенко, остался в кустах. Потом Скурдинский увидел только двоих — Мудрова и Алексеева. Они прилаживали к ферме бруски тола. Скурдинскому казалось, что они непростительно медлят.
— Хоть бы все обошлось, — прошептал он.
Но подрывники не медлили. Еще минута, и раздался взрыв. Мост заволокло облако пыли и дыма. Ковалев и Скурдинский оставили свой наблюдательный пункт и бросились бегом в глубь леса.
Возвращаясь в лагерь, у деревни Сватково партизаны встретили Ивана Андреевича Федорова. Он всегда появлялся неожиданно и в разных местах. Сели на поваленную ветром сосну. Федоров пожаловался:
— Что-то комендант стал ко мне плохо относиться. На днях накричал без всякой причины. Вчера вечером у своего дома я заметил того агента, что за бежавшего из лагеря себя выдавал.
— Может, вам уйти в лес, Иван Андреевич? — предложил Скурдинский.
— А кто же останется? У меня все старосты «друзья». Не от коменданта, так от них все буду знать. Да, может, оно и обойдется…
Не обошлось. Вскоре гестапо арестовало Федорова. Казнить «партизанского старосту» привезли в родную деревню Сватково. На околицу согнали всех жителей. Желая унизить Федорова перед односельчанами, комендант Осьмина Ганс Рат приказал осужденному стать на колени.
— На колени? — Федоров с усмешкой посмотрел на Рата и громко, так, чтобы все слышали, крикнул: — Дурак! Да я и перед твоим чумным Гитлером не стану на колени! Советские люди умирают стоя…
В землянку Скурдинский вернулся уже в темноте. Ковалев еще не спал, ждал комиссара. Они всегда по вечерам обсуждали планы на завтрашний день.
— Где
— Да так… Прошелся немного.
— Моисеенко вернулся.
— Что-нибудь интересное сообщил?
— Да. Федю Евдокимова из деревни Рели помнишь? Ну так вот, он по заданию подпольной группы заминировал участок дороги Рель — Ликша. Вчера там подорвались две машины. Восемь фашистов убито и около десятка ранено. Вот и ответ на казнь Федорова.
— Нет, дорогой мой командир, за Федорова и сотни фашистских жизней мало.
— Смело действовали наши подрывники в Лужицах, — продолжал Ковалев. — Туда, в волостное управление, гитлеровцы привезли заложников из соседней деревни. Закрыли их в бане и заявили, что, если до утра не сообщат, кто расклеил в селе листовки, все они будут расстреляны. Подпольщики решили освободить заложников. Вечером подожгли в другом конце села какую-то бесхозную постройку. Опасаясь, что это не просто пожар, а какой-то маневр партизан, солдаты похватали автоматы и бегом туда. А в это время Сергей Филиппов снял часового у бани и выпустил арестованных. Те не мешкая в лес бросились.
— Молодцы! — вырвалось у Скурдинского.
— Только это еще не все добрые новости. Помнишь, Субботина рассказывала о Прыгачеве? Ну тот, что пошел в полицейские, а сам не знает зачем. Толковым оказался паренек. Пулемет для нас раздобыл, пистолет принес и много патронов.
Комиссар поднялся со скамейки, прошел к двери, вернулся назад и, как о чем-то хорошо продуманном и решенном, сказал:
— Сдается мне, командир, что наш Ленинградский фронт не успокоится прорывом блокады. Надо подумать о том, чем мы сможем помочь ему в эти осенние дни. Давай поговорим об этом на партийном собрании. Повестку дня можно назвать так: о подготовке вооруженного восстания в Осьминском районе. Идет?
— Я — за! — ответил Ковалев.
Иван Виноградов
ДОПРОС
В землянку не вошел, а влетел ординарец:
— Товарищ комбриг! Самолет обнаружили. В лесу упал.
С докладом об этом в штаб бригады Васильева прибыл командир комендантской роты. Он сообщил, что в лесу найден трехмоторный гражданский моноплан «юнкерс-52». Гитлеровцы примостили к нему пулеметы. Самолет летел, видимо, на малой высоте и был пробит в нескольких местах. Пилот удачно посадил машину на лесной поляне. Это стоило ему немало труда: размах крыльев у самолета достигал почти тридцати метров. Но уйти гитлеровцам не удалось.
Вошел дежурный и доложил:
— Связной из третьего полка и конвоиры с пленными прибыли.
Васильев распорядился вызвать переводчиц Зельму Фишман и Людмилу Осокину.
Побывать на допросе захотелось и нам — работникам редакции партизанской газеты. Наборщик Вася Толчишкин тоже попросил редактора Обжигалина:
— Константин Петрович, разреши посидеть послушать.
Вскоре в землянке комбрига было трудно повернуться.
За столик, грубо сколоченный из досок, сели Васильев, начальник особого отдела Иванов и другие командиры, бывшие в лагере.