Рубакин (Лоцман книжного моря)
Шрифт:
Однако, прочитав вторую половину, читатель убеждается, что не так страшен черт, как его малюют. Это, конечно, утешительно. Но вот что худо: испытывая сильную потребность вернуться к теоретической части, читатель сличает теоретич[еские] начала с практич[ескими] концами и убеждается после адского труда, что они решительно не сходятся. Кажется, нет ни одного теор[етического] положения, к[оторое] не противоречило бы практич[ескому] выводу...
В сущности, если принять всерьез некоторые наиболее общие принципы из числа высказанных в книге, то автор – спиритуалист, соллипсист. Как это ни странно для известного нам Рубакина, но это так. Или иначе: это странно в такой же мере, как то, что Рубакин, написавший десятки популярных
Карпинского больше всего интересовал вопрос о практических выводах для агитации и пропаганды среди рабочих и крестьян, для книжного дела вообще. Он находит правильной идею создания Международного института библиопсихологии. Но вместе с тем он указывает Рубакину, что создание такого института в капиталистической стране попросту немыслимо.
«1. Ваш Институт, – пишет он в том же письме, – ставит задачей создание наилучших методов агитации и пропаганды. Но буржуазным правительствам и господствующим классам и без того принадлежит монополия в деле агитации и пропаганды: в их руках находятся все научные, технические, материальные средства и персональные силы. Буржуазия практически не заинтересована в Вашем проекте.
2. Ваш Институт не только чисто научное учреждение: он ставит еще чисто практические цели (и правильно!) – руководства чтением на дому и оценки книг не только с чисто научной, но и с «моральной» (как Вы пишете) точки зрения, наряду с созданием кадров интеллигенции, проникнутой Вашими идеями (и это правильно!) – Что это значит фактически? Не более и не менее как вот что. Вы предлагаете буржуазии на ее средства создать Институт с целью воспитания кадров интеллигенции, настроенной оппозиционно к этой самой буржуазии и ее строю в его крайних проявлениях и с целью усовершенствования и развития агитации и пропаганды в том же оппозиционном духе! Причем руководство всем этим должно находиться в руках этой самой «надклассовой» или «внеклассовой» гуманной, высокодобродетельной и пр. и пр. интеллигенции. Понятно, что буржуазия не только не заинтересована в осуществлении Ваших идей, а как раз наоборот.
...Единственная страна, к[оторая] глубочайшим образом заинтересована в осуществлении подобной идеи и особенно в практическом, самом широком развитии ее – это Советская Россия... Руководство подобным институтом... Советская Россия может вручить только людям, к[оторые] решительно и бесповоротно стали по сю сторону баррикады... Биб[лио]пс[ихологический] Институт д[олжен] б[ыть] основан в России – пока национальный. Руководителем его д[олжны] б[ыть] Вы, Вы же д[олжны] служить связью с отдельными лицами и ячейками биб[лио]психологов в Европе...
В заключение – один из многочисленных частных вопросов. Вы не раз говорите, что огромное большинство людей принадлежит к типу смешанному, или среднему. В параллель с этим я приведу В[аше] утверждение... что б[иблиологическая] пс[ихология] дает возможность писать книги, одинаково удовлетворяющие читателей разных типов... Но в таком случае получается крайне любопытный вывод. Для создания новых книг чисто (формально) психолог[ические] особенности будущих читателей их не важны; вопрос об их изучении отпадает. Остается необходимым лишь изучение фактич[еского] содержания мнемы этих читателей».
Не разделял взглядов Рубакина на книгу как проекцию читателя, не имеющую своего собственного
Почему же Рубакин создал теорию книжного дела, которая во многом противоречит его собственной практической деятельности? Почему же Рубакин, всю жизнь, как правильно указывает и Карпинский, работавший для распространения знаний, для подготовки революции, пробуждения классового сознания, на склоне лет в своей библиопсихологии отказывается от всего и разводит самые буржуазные пацифистские теории? Причины для этого, несомненно, были.
Рубакин всегда был прежде всего практик. В теоретических вопросах он пытался соединить несоединимое, не мог определить ясной, четкой позиции. Это, видимо, нашло свое отражение и при выработке теории библиопсихологии.
Надо полагать, что многолетний отрыв от родины, от нового, советского читателя также сказался на характере рассуждений Рубакина.
Вторая жена Рубакина, Людмила Александровна, была убежденная толстовка, для которой всякое насилие, война и революция были преступлениями. Она сильно повлияла и на его психику, приблизив его к религиозным размышлениям. Вдобавок во время первой мировой войны Людмила Александровна обратилась еще к одному виду религиозного шарлатанства – христианской науке.
Сказались и тесные общения с Р.Ролланом, который действовал на Рубакина своими идеалистическими кон цепциями, своим отрицанием всякой войны и насилия. Знаменитая «Декларация независимости духа», опубликованная Р.Ролланом в 1919 году, содержала чисто идеалистические концепции, а под ней подписались и Рубакин, и Бирюков, и даже М.Горький. Влияние всех этих близких и знакомых на Рубакина было в этот период несомненно. Вдобавок к нему в 1919 году приехала новая секретарша, М.А.Бетман, наскозь проникнутая духом толстовства.
Несомненно, на Рубакина прямо или через Р.Роллана оказал влияние и Ганди со своей философией непротивления и отвращения ко всякому кровопролитию, кем бы оно ни причинялось. 12 июля 1931 года Рубакин пишет одному из друзей: «Познакомились мы здесь с Ганди, лично. Здесь происходит настоящее движение: цели и методы Ганди усиленно и очень успешно разрабатываются изучаются и вводятся в жизнь тихо, медленно, но все же просачивается тут и там его влияние». Непонятно, конечно, кем и где «изучаются, разрабатываются и просачиваются цели и методы Ганди». Но несомненно, что в эту эпоху под влиянием вышеуказанного окружения Рубакин поддается всякого рода непротивленческим теориям.