Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Седовласый, ещё бодренький дедуля граф Третьяков отслужил Владивостоку достаточно, чтобы вызывать уважение. Наш начальник училища его хороший друг, подозреваю, это по просьбе Третьякова сюда направили наш взвод, чтобы господа подивились.
Рояль продолжила звучать, балуя слух новыми мелодиями. Надо отдать должное, девушка отлично играет.
Ещё немного прошло, и когда наши взгляды с Татьяной встретились вновь, я решился. Ведь раз она призналась мне в письме, не может же быть всё пустое?
Пройдя вдоль танцевальной площадки
Стоящая лишь с подругой обособленно, Татьяна встретила меня удивлённым взглядом, будто совершенно не ожидала моего приближения.
— Леди, позвольте пригласить вас на танец? — Выдал с ходу, пока ещё смелость вся не прошла.
Её невзрачная подруга посмотрела на меня, дико вытаращив глаза, и даже отвернулась.
Татьяна лишь приоткрыла ротик, вероятно, не зная, что и сказать. Наверное, я застал её врасплох. Вижу, так и есть. А меня следом застали врасплох два офицера, подступившие к девушкам с обеих сторон. Татьяна даже оглянулась на них встревоженно.
— Этот юнкер докучает вам, леди? — Поинтересовался штабс–капитан, впиваясь в меня острым, испепеляющим взглядом.
— Можно и полегче, братец, — выдала Татьяна с укором.
Братец? Признаться, на душе отлегло. Хотя всё же наступило смятение в следующее мгновение от словестного удара с другой стороны.
— Леди Румянцева уже занята, товарищ юнкер, — обозначился поручик, по выправке и стати не уступающий и штабс–капитану.
Только в противоположность ему этот темноволосый и глаза тёмно–карие, выразительные очень.
Ну прямо собрались красавцы, как на подбор, аж не знаешь куда и деться.
Татьяна посмотрела на мужчину и закатила глаза. Но всё же зацепилась рукой под выставленный поручиком локоть. Что ж.
— Прошу простить, леди, — выдавил я, отступая.
Чем, похоже, ещё больше разгневал офицеров.
— Я с тобой разговариваю, юнкер, — прогремел штабс–капитан. — Где уважение к старшему по званию?
— Виноват, товарищ штабс–капитан гвардии, — ответил я, вставая по стойке «смирно» и легко выдерживая этот взгляд.
Потому что не испугался, а лишь выполнил требования Устава. Если эти боевые гвардейцы позволят себе строить младшего по званию при дамах, грош им цена.
Ещё два обер–офицера подступили, слетевшись на добычу, как стервятники. Эти пониже двух первых гвардейцев. Но один из них довольно широкий, как тяжеловес.
— Почему китель так сильно потёрт, товарищ юнкер? — Вмешался широкоплечий корнет, обозначаясь справа. — Насколько знаю, с присяги прошло не более полугода. И вам выдают всё новое. Что за небрежное обращение с мундиром? Почему молчите, я с вами разговариваю?
— Не ваше дело, товарищ корнет гвардии, — огрызнулся я с гордо поднятым подбородком.
Потому что это мундир моего отца. Немного в рукавах и штанинах расшитый, но в плечах хорош. Выданный новый я продал, чтобы содержать поместье.
— О, как заговорил, — прогнусавил корнет и добавил угрожающе: — коль ты в робе, может, отдраишь сортир после ухода гостей?
— Все вопросы к командиру взвода, — процедил я, готовый уже дать ему в морду за лишние слова. Ведь он назвал юнкерскую форму отца «робой».
— Татьяна, а это точно князь Сабуров? — Произнёс с брезгливостью на лице штабс–капитан, продолжая сверлить меня взглядом.
— Оставьте человека, — простонала Татьяна. — Олег? Это некрасиво.
— Товарищ юнкер, — продолжил штабс–капитан, не обращая внимания на возражения сестры. — А это не ваш отец князь Константин Васильевич Сабуров, ныне покойный?
— Да, это мой отец, товарищ штабс–капитан гвардии, — произнёс я жёстко.
— Похоже, его форму и носит, — усмехнулся второй корнет с другого бока.
— И что с того? — Посмотрел я и на этого, не отрицая сей факт.
— А ничего… — покривился штабс–капитан. — Ничего хорошего. Как ты вообще осмелился, пацан, подходить к леди Румянцевой, девушке благородных кровей? Как известно во всей Российской империи и за её пределами даже в самой отдалённой колонии, твой отец позорно пал, не сумев защитить ни себя, ни родных, ни самого Петра Михайловича, которого император вверил на ваш княжеский род. А теперь ты ходишь здесь и кичишься титулом перед дамами. Поглядите на него, аж целый князь. И почему же наш батюшка император не лишил тебя этого титула, который ныне стал формальным, судя по тому, как обнищали Сабуровы. Смешно смотреть.
Штабс–капитан закончил, когда вокруг уже скопилось достаточно народа, в том числе сам комендант Третьяков. Да и командир моего взвода вдруг обозначился.
— Юнкер Сабуров, ко мне, — пробурчал взводный неуверенно.
Решив, вероятно, отвести меня от греха подальше, ибо знает мой нрав получше этих офицеров.
— Товарищ штабс–капитан гвардии, господин Румянцев, — начал я, чётко проговаривая каждое слово.
— Сабуров! — Рявкнул взводный, прерывая. Но это не помогло.
— Я вызываю вас на дуэль за оскорбления памяти моего отца, — продолжил мысль я, не отрывая от брата Татьяны взгляда, потому что больше никого вокруг не вижу, все лица перемешались в кашу.
Даже лицо Татьяны, от который услышал после вызова душевный такой «ах».
Секунды три длится пауза. Кажется, что собравшаяся публика, не дышит. Рояль уж точно молчит.
— С удовольствием, — бросил штабс–капитан. — Но увы, товарищ юнкер.
— Струсили, господин Румянцев? — Заключил я с оскалом и добавил хищно: — от слов не отказываюсь, выбирайте оружие.
Мне вдруг показалось, что Румянцев действительно испугался моего напора. Да, мне уже не раз признавались, что когда злюсь, от моего дикого чернеющего взора хочется куда–нибудь скрыться.