Рубин I

Зеа Рэй Даниэль

Принцесса начала быстро записывать буквы туремского алфавита под каждым символом, повторяя эту фразу вновь и вновь, пока весь алфавит не поместился в строках. Затем взяла чистый лист бумаги и стала кодировать послание, меняя буквы и убирая пробелы между словами. Ордерион склонился над ней, водя пальцем по листу с шифром и быстро подсказывая новые замены символов.

Закончив шифровать послание, Рубин сложила лист и запечатала его сургучом.

— Незаметно снять с бумаги сургуч с помощью специальной юни очень просто, — прошептал

Ордерион ей на ухо. — Отец проверит меня и вскроет первое письмо. О втором послании я ему не скажу. Уверен, дер Гроуди тоже будет молчать и передаст оба письма твоему отцу.

— Янтарный Сокол — это… — Рубин повернула лицо и едва не коснулась губ Ордериона.

— Верховный повелитель силы маны.

— Вотум Недоверия — это опасно?

— Да. Никто не хочет терять власть.

— И ты думаешь, что Сокол что-то скрывает, — шептала Рубин.

— Все будет хорошо. Верь мне.

Принцесса чуть подалась вперед и совершенно невинно прижалась к губам Ордериона.

— Спасибо, что был честен со мной.

— Не за что, моя принцесса, — ответил Ордерион и поцеловал ее.

Оторваться от принца было очень трудно. Но Ордерион отстранился первым, и у Рубин не осталось выхода, кроме как скромно опустить глаза и сделать вид, что она вовсе не взбудоражена их минутной страстью.

Ордерион забрал второе письмо со стола, приподнял подол платья-рясы и сунул послание в голенище сапога.

— Как только делегаты уедут, я зайду за тобой. Хочу показать тебе замок.

Рубин согласно кивнула.

— Все будет хорошо, — повторил принц, взял со стола порванные и исписанные шифром листы, смял и сжег их в своей каменной ладони, превращая в искрящуюся пыль. Затем провел рукой по воздуху и рассеял марево защиты вокруг.

— Я буду ждать твоего возвращения, — Рубин улыбнулась ему.

Ордерион

Безусловно, он рисковал. Но выхода другого не осталось. За его отстраненными от службы воинами следили, а искать кого-то из сторонних людей и через них передавать послание Дарроу было слишком опасно.

Спустившись в подвал, Ордерион долго шел по туннелям, пока не достиг темницы для «особых гостей». В камерах имелись настилы из соломы и все атрибуты жизни в неволе, начиная с крюков, вбитых в потолок для подвешиваний, и заканчивая самими кандалами на цепях.

Ордерион кивнул знакомому охраннику и вложил тому в ладонь четыре седоула. Тот свистнул своему напарнику, показав жестом, что принц желает поболтать с заключенным без свидетелей.

Оба охранника отошли от камеры, где ночевал дер Гроуди, и скрылись за углом.

Увидев Ордериона, помятый туремец встал с настила и подошел к толстой решетке, отделявшей его от принца. Ордерион взмахнул рукой, выставляя щит, и достал из кармана первое письмо от Рубин.

— Вы должны передать это королю Дарроу. Принцесса Рубин просит вас об этом.

Дер понимающе кивнул и забрал конверт.

Спрятал его во внутреннем кармане грязного камзола и тяжело вздохнул.

— Перед тем, как позволить вам покинуть замок, воины обыщут вас и заберут это послание. Его покажут королю и вернут в целости и сохранности.

— Понял вас, — буркнул дер.

Ордерион достал из голенища сапога второе письмо и протянул его Гроуди:

— Это послание от принцессы Рубин у вас не должны найти. Маскировочная юни имеется, или дать вам мою?

Дер забрал послание и сунул его в другой внутренний карман камзола. Затем плюнул на ладонь и прижал ее к груди. Круглая метка маскирующей юни, нанесенной на ткань камзола, вспыхнула золотым и погасла.

— Что будет с Рубин? — прошептал дер, прислоняясь к решетке. — Вы можете сказать?

— Пока я жив, ее никто не тронет, — заверил Ордерион.

— А если вы умрете? — спросил Гроуди.

Принц внимательно посмотрел на пожилого туремца и молчал.

— Вы и ваш брат должны понимать, что рано или поздно Луару придется за все ответить.

— После смерти Дхар покарает каждого из нас, — напомнил Ордерион, — ибо безгрешных среди нас нет.

Он взмахнул рукой, снял щит и направился в сторону выхода.

Ордерион принял решение не рассказывать Рубин, что, когда вернулся в зал вчера вечером, увидел мертвые тела пятерых туремских делегатов, распластавшихся по полу и истекших кровью. В живых оставили только дера Гроуди, которому отец даровал жизнь. Не просто так, конечно. Тот должен был лично подтвердить Дарроу, что своими глазами видел Рубин живой. Убийство делегатов стало простым и понятным заявлением: «Твоя дочь у нас. Делай, что говорим, или готовься к войне».

Вспоминая события вечера, Ордерион снова был вынужден мириться с воплями совести, задушенными действием настойки из трав.

Вчера, по возвращении в зал для пиршеств, принц понял, что отец перешел грань, по которой долгие годы шагал.

Музыканты играли, дер Гроуди трясущейся рукой держал чашу и периодически отпивал из нее, Мира шкрябала по миске острым ножом, нарезая кусок мяса, отец что-то пил из кубка, задумчиво глядя на Галлахера. Брат при этом сидел с каменным лицом и пустым взглядом смотрел в стену.

Ордерион обошел трупы и присел за стол. Налил в кубок травяного настоя и сделал глоток.

— Что-то удивления на твоем лице не наблюдаю, — Луар повернулся в его сторону.

— Все ожидаемо, — произнес Ордерион.

— Правда? А вот Галлахер, мне кажется, до сих пор прийти в себя не может, — отец указал на брата рукой. — Дер Гроуди, вы ешьте! — крикнул тут же. — Скоро шлюхи придут — будет не до еды!

Туремец ничего не ответил.

Галлахер перевел взгляд на отца и озвучил:

— Ему сейчас не до шлюх.

— Может быть, вы хотите поразвлечься? — спросил отец, обращаясь к Ордериону и Галлахеру.