Рубин из короны Витовта
Шрифт:
Турок поспешно ухватил рубин, зажал в кулак, потом распрямил пальцы, снова полюбовался на необычный блеск граней и заметно взволнованным голосом объявил:
– Али, отныне этот человек, – Гасан-бей показал на Христо мундштуком кальяна, – главный на этом острове и мой друг! Ты понял, Али?
– Так, эфенди… – оторопевший от такого поворота дел Али приложил ладонь к груди и поклонился.
– Тогда иди объяви это всем… – и бей красноречивым жестом подвинул ближе к Христо блюдо с лакомствами…
Вскоре после возвращения с острова в жизни Гасан-бея началась чёрная полоса. Поначалу бывший управитель вилайета не догадывался,
В тот день у Гасан-бея было чудесное настроение, так как ему наконец-то сделали заколку к алмазному перу, украшавшему тюрбан, вставив туда новоприобретенный рубин. И надо ж было ему, принимая агу и прочих местных властителей, вспомнить поражение при Ангоре. Тогда сам султан Баязет пытался бежать, но был пойман и попал в плен.
Каким образом уважаемый, но, как оказалось, мстительный ага был причастен к этому делу, Гасан-бей так и не уяснил. Однако достаточно прозрачный намёк был сделан, и тут уж ничего не поделаешь. Вот и пришлось солидному Гасан-бею собирать караван и путешествовать, чтобы уладить дело, не куда-нибудь, а прямиком в крепость Едирне, где временно размещалась ставка самого султана.
Надо заметить, что время для страны, только-только поднимающейся на ноги, было непростым. Совсем недавно могущественный Тимур-ленг, Железный хромец, вырвавшись из азиатских просторов, принудил султана остановить движение на юг, чтобы достойно встретить нового врага. Однако вышло не так, как надеялись, и задержка получилась достаточно долгой.
Но времена менялись, опять же бакшиш – не последнее дело, и на круг вышло так, что после опалы Гасан-бей получил новое, достаточно престижное поручение. Ему было приказано наблюдать за придунайскими вассалами. И потом, когда янычары, припомнив победу под Никополем, должны будут двинуться походом на венгерскую пушту [12] , перед Гасан-беем откроются большие возможности.
Именно поэтому караван важного бея, состоявший из вереницы вьючных лошадей в сопровождении двадцати спаги [13] и тридцати янычар, двигался не спеша. И ещё потому, что с собою вёз высокочтимый бей роскошный шатёр, а в середине каравана колыхался на конских спинах удобный паланкин, где за шёлковыми занавесками скрывалась несравненная в своей привлекательности одалиска Фатима.
12
Травянистая равнина.
13
Вооружённый всадник.
Путешествие не было утомительным, и всё равно, задолго до вечера, едва караван вышел на поляну, возле которой журчал ручеек, Гасан-бей приказал становиться на бивуак. Янычары обрадовались и себе на ужин приготовили целый казан пилава [14] , а когда наконец стемнело, ещё долго шумели возле костра.
Сам же Гасан-бей удалился в свой шатёр и, нежась на ковре, курил походную трубку с длинным и тонким мундштуком. Четыре масляных светильника создавали вокруг переплетение теней, в трубке Гасан-бея потрескивал, сгорая, шарик гашиша, и под звуки зурны тонкий стан Фатимы обольстительно изгибался в такт музыке.
14
Рис с мясом.
Под действием
Однако это была не обычная потасовка, так как внезапно завеса шатра откинулась и внутрь ворвался неизвестный воин в панцире и железном шлеме. В руке он держал длинную саблю, а глаза его горели боевым задором. Мелодия мгновенно прервалась, и мальчик-музыкант, который до этого сидел у светильника, кинув зурну, с перепугу ткнулся лицом в ковёр.
Фатима, сначала не поняв, в чём дело, ещё какое-то время двигалась в том же ритме, а потом от испуга тоже замерла посреди шатра в своих полупрозрачных шальварах, и только медно-блестящие чашечки, прикрывавшие её груди, продолжали вздрагивать.
При виде такой соблазнительной картины молодой воин встал как вкопанный, неотрывно глядя на очаровательную одалиску. И тут Гасан-бей опомнился. Пытаясь стряхнуть действие гашиша, он ухватился за ятаган, но воин опередил его. Он молниеносно взмахнул саблей и ударил прямо по тюрбану, угодив в заколку с алмазным пером. От этого удара рубин вылетел из заколки и откатился на ковёр, а Гасан-бей, выпустив ятаган, схватился за залитое кровью лицо и повалился навзничь.
В ужасе от увиденного Фатима, неотрывно глядя широко раскрытыми глазами на грозного молодца, стала пятиться, а потом и вообще спряталась за светильник в напрасной надежде, что медный столбик может её защитить. Однако воин не торопился. Наоборот, он опустил саблю, снял шлем и, откинув на плечи белокурые волосы, неожиданно улыбнулся девушке.
И тут в шатёр ворвались ещё какие-то воины и, едва углядев Фатиму, кинулись к ней. Девушка отшатнулась в дальний угол, но это вряд бы помогло ей, если бы светловолосый молодец не преградил путь товарищам и, откровенно грозя им саблей, не гаркнул:
– Отойти!.. Моя добыча!!!
Сначала ворвавшиеся, явно не ожидавшие такого отпора, замерли, потом кое-кто попробовал было напасть на молодца, но у того был такой грозный вид, что они отступили, столпившись у входа. И тогда вперёд вышел осанистый седоусый воин. Уже не грозя оружием, он обратился к воину.
– Ты не прав, Франтишек, это наша общая добыча.
– Нет, только моя! – запальчиво возразил тот.
– Нет, общая, – продолжал настаивать седоусый.
– Я не согласен! – решительно отказался Франтишек.
– Тогда… – седоусый недобро посмотрел на воина. – Тебе придётся это доказать перед всеми.
– И докажу! – пообещал воин, опуская саблю.
Остальные, всё ещё толпясь у входа, недовольно забубнили, но, подчиняясь приказу своего главаря, покинули шатёр. А Франтишек, снова надев шлем, неожиданно весело подмигнул Фатиме и вышел вслед за товарищами…
Бывший таборит Франтишек Гайда лежал на своём возу и, глядя вверх, наблюдал, как высоко в небе шли чередой белые облачка. Неказистый воз всё время качало, колёса прыгали по выбоинам плохо наезженного просёлка, и от непрерывных толчков рана на левой руке Франтишека, которая только-только начала подживать, ныла всё сильнее.