Рубин Карашэхра
Шрифт:
— Молодой хозяин вернулся!
И снова все помчались наверх.
Эмил лежал на кровати. Бледный, с черными кругами вокруг глаз, искусанными запекшимися губами и глубокими рваными царапинами на теле. Но он был жив.
Плача от радости, баронесса бросилась к нему, обняла, целуя измученное похудевшее лицо, прижала к груди. Он зашевелился под ее руками, застонал…
Всю ночь леди Диана просидела рядом с сыном. Он метался по постели, сбивал повязку на груди, вскрикивал от боли и говорил страшные веши:
— Я видел его! Мама, я видел его! Он приходил ко мне!
— Кто
— Он! Хозяин! Я вызвал его. И он пришел!
Глаза Эмила горели безумным огнем, он смотрел куда-то в пустоту, не видя ничего вокруг.
— Я должен был заплатить! Но у меня ничего не было!.. Мама!.. — горячие пальцы стиснули ее ладонь. — Он ужасен! Просто ужасен!
— Эмил! Не надо. Пожалуйста. Молчи!
— Он забрал меня к себе. В свой замок. Там так темно, так холодно… он хотел убить меня, но не убил. И не убьет. Он обещал.
Баронесса с ужасом смотрела в лицо сына, на котором появилось какое-то новое, дикое, безумное выражение. Прежний гордый, ранимый, чуткий мальчик исчезал, таял, уходил от нее. «Это не мой сын… уже не мой… — думала баронесса, бережно вытирая мокрый лоб своего мальчика, поправляя подушки, держа горячую руку. — И я никогда не смогу его вернуть». Она больше не плакала. Она сама не знала, почему в ее душе так пусто.
Эмил уснул только под утро и выпустил наконец ее ладонь, которую сжимал до боли всю ночь. Днем приехал врач, осмотрел, поставил диагноз «нервное истощение», прописал укрепляющее питье и постельный режим. Больной проводил его мрачным взглядом, в котором зажглись новые, недобрые огоньки, пробормотал: «Бестолковый осел!» — и отвернулся к стене. А леди Диана почувствовала, как ее больное измученное сердце снова сжалось. Баронесса знала, что с ее сыном, лучше любого врача — он стремительно превращался в демона. Произошло то, что она оттягивала семнадцать лет.
Эмил не вставал целых два месяца. Большую часть времени он лежал и смотрел в потолок, на солнечные блики, отбрасываемые люстрой. Покорно принимал лекарства. И напряженно думал о чем-то. Спустившись впервые после долгой болезни в гостиную, он был непривычно тих, задумчив и послушен. Барон даже позволил себе улыбнуться ему и шепнул жене:
— Кажется, болезнь пошла ему на пользу.
Леди Диана промолчала, с грустью глядя на бледного сына…
Теперь он часто сидел за столом в библиотеке. Стал много читать. Нет, не книги по черной магии, они стояли нетронутыми в незапертом шкафу. Леди Диана замечала в руках у Эмила тяжелые тома по алхимии, истории, сочинения по медицине и астрологии. Но даже это невинное чтение настораживало ее. Баронессе казалось, что юноша задумал что-то страшное.
Вот и сейчас, войдя в просторный зал, она увидела за высокой стопкой книг черноволосую кудрявую голову, склоненную над пыльными страницами ветхого тома.
— Эмил, извини, если помешала…
Он взглянул на нее исподлобья, пустым взглядом, как будто не замечая, весь там, в своих мыслях. Далекий, равнодушный, холодный.
— Ты мне не мешаешь.
Баронесса пробежала взглядом страницы, но увидела лишь странные значки да непонятные
— Что ты читаешь?
— Алхимия, — ответил он все с тем же высокомерно равнодушным выражением лица.
— Ты читаешь книгу по алхимии?! — Раньше ее бы порадовало, что сын заинтересовался наукой, теперь пугал любой пустяк. — Зачем тебе это? Ты же никогда не интересовался…
— А теперь интересуюсь, — сказал он резко, но, заметив, что мать вздрогнула, добавил мягче: — Это очень интересно. Помогает сосредоточиться.
«Сосредоточиться для чего?! — хотелось крикнуть ей. Схватить его за воротник, встряхнуть как следует. — Что ты задумал?! Что ты собираешься сделать?!»
— Отец хочет поговорить с тобой. Он ждет тебя внизу, — произнесла она вместо этого.
— Он мне не отец! — мгновенно ощетинился Эмил, сжимая тяжелую книгу. — И мне не о чем с ним разговаривать!
— Эмил… — Леди Диана не нашлась, что возразить и только беспомощно смотрела на своего взрослого, чужого сына, свирепо сверкающего черными глазами из-под спутанных кудрей. — Эмил, послушай, ты не можешь всю жизнь ненавидеть его. Да, он был не прав, когда… ударил тебя. Но ты тоже не всегда ведешь себя правильно. Он погорячился, но ты же понимаешь, любой человек может…
— Вот именно, человек! — подросток брезгливо передернул плечами. — Ничтожество, тупое, жалкое, самовлюбленное…
— Но тем не менее ты живешь в его доме. Он одевает тебя, кормит!
— Да. Ты права, — неожиданно согласился Эмил, а потом сказал с мрачной задумчивостью: — Но это ненадолго.
— Что ты хочешь этим сказать? — чувствуя, как усиливается тревога, спросила Диана, но он уже улыбался беззаботно.
— Ничего, мама. Так, мысли вслух. Я поговорю с ним, только уберу здесь.
«Он лжет», — думала леди, наблюдая за тем, как Эмил аккуратной стопкой складывает книги на столе. «Он постоянно лицемерит. Ненавидит всех. Может быть, даже меня!» Она снова вздрогнула, когда заметила, что сын смотрит на нее этим новым пристальным, холодным, таким знакомым взглядом. Словно может читать мысли…
— Мама… — Он вдруг притушил холодное яростное пламя в сузившихся глазах и стремительно подошел к ней, взял за обе руки, заставил сесть рядом с собой на диван. — Не бойся, все будет хорошо. У нас с тобой все будет хорошо. Я сделаю так, чтобы мы были счастливы. Нам никто не будет мешать. Я знаю, тебе это трудно понять, потому что ты человек. Но ведь ты любила его, моего настоящего отца, правда? И я помогу тебе освободиться.
Она смотрела на Эмила и никак не могла понять, о чем он говорит, горячие руки жгли ее ладони и сжимали с такой силой, что кольца врезались в пальцы.
— Эмил…
— Я тоже боялся сначала и ничего не понимал, но это оттого, что во мне слишком много человеческого. Но теперь я чувствую, он дал мне силу. И я смогу сделать все и без его помощи.
«Он? Кто он?!» — думала баронесса, с ужасом глядя на взволнованного сына. Она надеялась, что все, произошедшее той ночью, всего лишь кошмарное сновидение, которое Эмил сам попытается забыть. А он, оказывается, не забывал, постоянно думал об этом чудовище, оставляющем огненные следы на полу.