Рубин
Шрифт:
– Нет, кое-что получше, чем бренди, моя дорогая. Вода – вода для купания. Вода, в которой можно плавать, прохладная и приятная, так много воды, что нельзя рассмотреть берега.
Его пленница опустила руку.
– Правда? Где это?
– Не очень далеко отсюда. – Пэйджен постарался скрыть торжествующую улыбку. Пересадив Мага на подлокотник, он лениво поднялся на ноги. – Позволь мне проверить повязки, и мы пойдем купаться.
– Мы пойдем? Теперь я начинаю понимать. И если таково твое намерение, я в этом не участвую! А ты можешь
Пэйджен протестующе поднял бровь.
– О, я уже видел все, что хотел, Циннамон. У тебя не осталось от меня никаких тайн.
Ее щеки вспыхнули огнем стыда.
– Испугалась, Angrezi? – Это был неприкрытый вызов.
– Ты считаешь себя чертовски умным, не так ли? Хорошо, это не сработает. Я знаю, чего от тебя можно ждать.
Пэйджен ждал молча, наблюдая за ее пальцами, перебирающими мягкий шелк халата. Он старался не воображать себе того, что было под ним.
– Я не слишком умен, – сказал он медленно. – Особенно в том, что касается тебя, Циннамон. – Что-то мелькнуло в темной глубине его взгляда. – Но я очень решителен.
Женщина перед ним нахмурилась. Решителен? Она не поняла, к чему это относилось. Но не спрашивала. Что-то говорило ей, что лучше этого не знать. И сейчас же мысль о том, что можно будет освободиться от надоевших повязок и погрузиться в прохладную тихую воду, настолько овладела ею, что она не могла сопротивляться искушению.
– Очень хорошо, мистер Пэйджен. Я думаю, что буду сопровождать вас.
– Чудесно. Я начинаю думать, что у тебя есть шанс, Angrezi.
– Прекрати называть меня Angrezi. Это звучит так, будто ты не такой же англичанин, как и я, если я правильно понимаю смысл этого слова.
Пэйджен не отвечал – его глаза исследовали ее лицо.
– Ну? – нетерпеливо потребовала она.
– Ты все правильно поняла. Но мне нравится это слово, и я вряд ли откажусь от него. Даже ради тебя, моя дорогая.
– Ты, без сомнения, самый высокомерный и себялюбивый ублю...
В долю секунды он оказался рядом с ней и грубо схватил ее запястье.
– Никогда даже не думай произнести это, – прорычал он.
Она отшатнулась, сама испугавшись грубости, готовой сорваться с языка. Испуганная еще и яростью, исказившей лицо Пэйджена, пока он снова не обрел над собой контроль.
Она пыталась вырваться из его железных пальцев, но от ее усилий только распахнулись полы шелкового одеяния. Матовая белизна кожи мелькнула из-под пестрого шелка, прежде чем она сумела запахнуть халат свободной рукой. Она сразу же почувствовала, как он напрягся. Женщина ощущала частые удары его сердца, чувствовала жар, излучаемый его упругими сильными бедрами.
Внезапно оба они замолчали, и напряженная тишина окутала комнату. Эхо безумного желания слышалось в этой тишине. Ее прерывистое дыхание еще больше усиливало напряженность возбужденного мужчины.
– Сними одежду, Циннамон.
– Н-нет, –
– Скорее, женщина, – зарычал Пэйджен. – Мы никуда не пойдем, пока я не осмотрю раны.
Она только свирепо смотрела в его лицо.
– Ты действительно думаешь, что я могу причинить тебе вред?
Она изумленно подняла брови. В его голосе прозвучали неожиданные нотки. Что-то похожее на... сомнение. Она нетерпеливо пожала плечами, отгоняя эту мысль. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что этому человеку неведомы любые колебания.
Пэйджен принялся за повязки, уже жесткие от запекшейся крови. Женщина пыталась не думать о том, как приятно будет ощутить всем телом прохладную воду. Пэйджен заглянул ей в лицо, и их глаза встретились – горящие темно-голубые и непроницаемые серые, – и женщина вздрогнула всем телом.
«Только попроси меня, и я помогу тебе, Циннамон.
Я никогда не буду никого просить. Ни тебя, ни кого-либо еще».
– Н-не надо, – слабо возразила она.
Его большие руки потрясающе нежно прошлись по изгибу ее плеч. Что с ней происходит? Со сдавленным криком она отшатнулась назад, прижав руку к губам, как будто желая стереть жаркий след его пристального взгляда. Это не помогло.
Как ему удавалось доводить ее до безрассудной ярости, почти до полной потери контроля над собой, а теперь? Что теперь? – спросила она себя. Безрассудство? Голод? Потребность. Это единственно подходящее слово. Горячая, бесстыдная потребность, которая росла с каждым ударом сердца, пока она не могла уже ничего видеть вокруг, кроме широкого твердого рта. И сильных мозолистых пальцев. Она могла думать лишь об их прикосновении к ее коже. Везде и всюду. Чтобы ни полотно, ни шелк не мешали их путешествию. Пэйджен развернул ее и снял шелестящий шелковый халат с плеч, обнажив спину.
Она стояла напряженно, ее ноги налились свинцом, в крови бушевал пожар противоречивых ощущений. Она чувствовала жар и мощь его упругих бедер и странно нежную мягкость пальцев.
– Проклятие, Пэйджен, – прошептала она, как только он начал снимать верхний слой повязок.
Пэйджен, затаив дыхание, осторожно манипулировал, стараясь не причинить ей боли.
Женщина отрывисто вздохнула.
– Не шевелись, Циннамон.
Она вздрогнула, отчаянно стараясь стряхнуть с себя приятное оцепенение, охватившее все тело.
– Неужели ты не мог просто быстро сорвать повязку?
Ее руки сжались в кулаки. Она повернулась к нему лицом, сдерживая подступившие к горлу рыдания.
– Отпусти меня, недоумок! Мне больно!
– Лжешь, – прошептал Пэйджен. – Ты страдаешь не от боли, а от страстного голода и потребности и тысячи других эмоций. Я это знаю наверняка, потому что я чувствую то же самое, – отрывисто добавил он и прижал ее к груди. – Ведь это правда?
Она успокоилась, пытаясь не думать о твердой выпуклости, прижатой к ее мягкому животу.