Рубин
Шрифт:
– Не заходи слишком далеко, Angrezi. Если я и правда варвар, тебе могут не понравиться последствия.
– Мне не нравится все, что связано с тобой! И с этой заброшенной страной! А теперь отпусти меня, свинья! Шакал!
Баррет почувствовала, как его рука обхватила ее поясницу, а вторая сжала бедро. Через мгновение она полностью будет в его власти. Баррет энергично рванулась, и пуговица с треском отскочила от ее узких бриджей. Вторая могла улететь следом каждую секунду. Не имея времени на такие пустяки, Баррет согнулась и нырнула в воду, пытаясь одновременно ударить Пэйджена ногой. Удар пришелся прямо
Баррет была свободна! Она яростно рванулась вперед к берегу. Позади нее остался Пэйджен, согнутый двойной болью. В суматохе Баррет забыла о его ране. Она вспомнила только теперь, когда белая повязка покраснела от выступившей крови. Баррет побледнела и почувствовала отвращение к самой себе. Неужели она настолько одичала?
Но на сожаления не оставалось времени, и повернуть назад она уже не могла. Баррет судорожно цеплялась за водоросли и кувшинки, прилипающие к ее лицу. Но вот она почувствовала дно под ногами. Она уже почти на берегу! Позади Баррет слышала сердитые проклятия Пэйджена.
– Ты слишком часто причиняешь мне боль, Angrezi. Ей-богу, я... – Резкий кашель прервал его. – Я заставлю тебя пожалеть об этом!
Баррет выбралась из воды и стала подниматься по каменным уступам, ведущим к водопаду. Ее сердце билось так громко, что она пропустила предательский всплеск и шорох гравия за спиной.
На этот раз Пэйджен не оставил ей никакого шанса. Он схватил ее за талию и поднял в воздух. Не замедляя быстрых шагов, он устремился к ближайшему уголку водоема, наполовину скрытому ветвями бугенвиллеи.
– Отпусти... отпусти меня, дикарь! – Баррет крутилась и размахивала руками и ногами, но ее удары приходились в воздух. – Ты... ты пожалеешь об этом, Деверил Пэйджен. О, как ты пожалеешь!
– Я уже жалею, Циннамон, – прорычал Пэйджен. – Но что сделано – то сделано. И теперь я собираюсь сделать то, что должен был сделать в тот день на берегу.
Лицо Баррет стало мертвенно-белым.
– Ты не можешь так поступить со мной!
Она мечтала о нем, мечтала о его теле, даже об их близости. Но в мечтах ее желание было торжественным, великолепным и молчаливым, а сейчас, сознавая силу ярости Пэйджена, поняв, что он собирается овладеть ею в жестоком гневе, Баррет испытывала только страх. Она подавила рвущиеся рыдания, безуспешно извиваясь в его стальных руках.
– Ты... ты не посмеешь!
– О, я посмею, и я сделаю это, – мрачно ответил Пэйджен. – Я давно должен был этим заняться. Тогда, возможно...
Пэйджен резко замолчал. Теперь они были всего в нескольких футах от водопада, и серебряная водяная пыль покрывала их тела. Пэйджен молча пронес ее под нависающими ветвями, и темно-красные лепестки осыпали их дождем и остались в волосах Баррет. Опасение, и не только оно, сжимало ее сердце – какое-то противоречивое и незнакомое чувство.
– Нет... не делай этого, Пэйджен. – Она пыталась скрыть нотки страха в голосе, но не смогла.
Пэйджен молча шагнул дальше, бормоча что-то на хинди. За цветущими кустами вода плескалась у отвесной каменной стены, а одна упавшая длинная плита образовала естественное ложе, покрытое ковром зеленого мха и папоротников.
– Нет, Пэйджен, – резко выдохнула Баррет, как только поняла его намерение. Но он ничего не ответил.
Его взгляд был твердым и настороженным, как у хищника, выслеживающего добычу. Баррет крутилась и извивалась, но он буквально пригвоздил ее к каменному ложу. Ласковая, прохладная вода плескалась у их ног.
Она не будет просить его, черт побери! Победит или проиграет, но она никогда не будет просить! Больше никогда. Внезапно возникли ранящие воспоминания. Голос, уговаривающий ее попросить, угрожая невыносимой болью, если она не подчинится. Дыхание Баррет стало быстрым и неровным. Она слышала приглушенные проклятия, а затем удары по обнаженному телу, которое дрожало и раскалывалось от боли под яростными ударами. Снова и снова опускался ременный кнут, пока она не услышала свой собственный голос, взорвавшийся пронзительным криком. Боль застилала ее глаза. Но вот, так же быстро, как появилось, видение исчезло.
Пэйджен видел, как она задыхалась. Видел, как она боролась со страхами. Он нахмурился, чувствуя боль, пронзившую его до костей. Но дело зашло слишком далеко, чтобы останавливаться теперь. Он провел слишком много бессонных ночей с огнем в крови и слишком часто просыпался утром, не находя успокоения. Это должно закончиться. Теперь. Он знал больше, намного больше, чем она сказала ему. Даже вещи, которых она не знала и не могла вспомнить. И если он был прав...
Пэйджен просунул бедро глубже между ее ногами, его мужская тяжесть прижалась к женской мягкой плоти. Она была само совершенство, Господи, ее тело было выше всяких похвал. Он сглотнул, сопротивляясь волне желания, которая заставляла его подмять ее под себя и погрузиться в нее без всякой подготовки. И Деверил Пэйджен, знаток четырех школ йоги и любого эротического искусства, предлагаемого Индией, подошел рискованно близко к забвению всех своих знаний, готовый взять ее неистово и безо всякой осторожности, просто получить удовольствие, подобно возбужденному самцу. Еще один показатель, что она прекрасно справилась с заданием Ракели, подумал он мрачно.
Челюсти сжались в борьбе с темным потоком желания. Он вспомнил о беспомощной женщине, опасливо бегущей по лондонским улицам от убийцы, преследующего ее по пятам. Он вспомнил ее пыл и упрямый отказ принять его помощь. Она была храброй тогда. И еще она была страстной, встретив его губы с неискушенным огнем, который привел его на грань безумия. Той ночью он почувствовал ее ответный отклик, ее воспламеняющийся голод. Куда пропали ее страсть и честность? Поездка из Англии заняла приблизительно три месяца на быстроходном клипере. Три месяца в руках людей Ракели? Это могло стоить целой жизни.
«Что они сделали с тобой, Циннамон? Какие тайны скрываются под этими изогнутыми бровями? Может быть, тебе лучше не вспоминать о них?»
Пэйджен неподвижно замер. Его тело напряглось. Это будет трудно. Слишком трудно даже для него, несмотря на все его знания... Сосредоточившись, Пэйджен заставил себя отвлечься от болезненного желания. Он посмотрел в лицо Баррет, увидел неистово бьющуюся жилку на ее шее, лихорадочный румянец на щеках, вихрь эмоций, отраженный в ее темно-голубых глазах.