Рубиновая звезда
Шрифт:
Дюран, выпалив эту ожесточенную тираду, с трудом перевел дух.
— Да и вас, Дан, я не знаю, за каким чортом держу в своих медицинских советниках. За что плачу я вам бешеные деньги? За ваше дьявольское зелье, двадцать минут действия, которого вырывают два месяца из последних немногих крох бытия, еще отпущенных мне?.. Кому вы можете помочь? Разве только человеку, которому надоело жить…
— Вы попали в цель, шеф! — вставил Фрэнк тоном, в котором звучала едва уловимая издевка. — Если кому — либо понадобится распрощаться с жизнью,
Профессор Дан Кэссел обладал обширными познаниями в медицине, особенно в области микробиологии, Вместе с тем он претендовал и на славу мыслителя. Недавняя его книга наделала много шуму.
Книга профессора, социально — экономический и философский этюд, называлась крикливо: «Слишком много людей».
Все беды и неурядицы современности автор объяснял слишком большим числом «лишних ртов» (из числа трудящихся, конечно) и взывал к древней троице — голоду, болезням, войне.
Нового, собственно, в этой книге ничего не было: все те же назойливые рассуждения на тему об убывающем плодородии земли, жульнические выкладки, подтверждающие якобы перенаселенность земного шара, винегрет из неомальтузианских бредней и гитлеровской «Майн кампф».
Ученый холоп доллара не только проповедовал. Он уже много лет искал то, что возвел в своей книге в степень мечты. Он искал средство, с помощью которого можно было бы истреблять людей как можно быстрее и дешевле. Словом, «профессор» Кэссел вместе с рычагом «дипломатии плаща и кинжала», каким являлся Фрэнк, и их боссом Дюраном составляли законченный ансамбль.
Дюрану все же хотелось сейчас хоть чем-нибудь уязвить Кэссела.
— Скажите прямо: ваша наукане знает способов помочь мне? — настойчиво повторил он.
— Вы хотите сказать «наша наука»? — хладнокровно отпарировал Кэссел. — Действительно, все усилия нашей наукидавно направлены в противоположную сторону. И вам это известно так хорошо, как никому другому.
Но Дюран не унимался. Его бесило самодовольство профессора, которое он расценивал, как равнодушие к своей судьбе.
— Я все же хочу знать, — сварливо сказал Дюран, — куда девались два миллиона, которые, я пожертвовал на ваш бактериологический институт?
— Вы не правы, шеф, — вмешался Фрэнк. — Эти миллионы не пропали даром, — Последние достижения Кэссела оценены нашими авторитетами очень высоко. Еще немного — и он сделает смерть быстрой, легкой и доступной для самых широких масс. Его «Летамин К» будет настигать свои жертвы молниеносно… Рабочих — за их станками, пахарей — за их плугами, студентов — за их учебниками, старух — за их молитвами, детей — в их колыбелях… Это будет подлинное благодеяние для человечества…
— Хватит, Фрэнк! — прохрипел взбешенный Дюран. — Поймите, что речь идет не о человечестве, провались оно
Кэссел понял, что дальше перегибать палку рискованно. Он даже сделал в сторону Фрэнка укоризненный жест.
— Недавно, — сказал он, — в печати появились кое — какие намеки на нужное вам средство. Возможно, что оно существует.
— Где?
— В Советском Союзе.
— О чем вы говорите?
— О «Рубиновой звезде».
— Что это такое?
— Пока имеются только отрывочные сведения. Несомненно одно — это открытие первостепенной важности.
— Кому принадлежит это открытие?
— Некоему академику Любушко.
— Можно это купить?
Задав этот вопрос, Дюран тут же осекся. Последовала продолжительная пауза. Он смотрел на Кэссела, Кэссел и Фрэнк переглядывались. Сам Дюран, видимо, чувствовал неуместность и нелепость такой постановки вопроса. Он знал, что его имя, как символ кровавых подлостей и безмерной алчности, ненавистно всем честным труженикам мира. Даже реакционный журналист сравнил однажды Дюрана со свирепым троглодитом, наделенным огромной мощью, но совершенно лишенным общественного сознания.
С другой стороны, Дюрану и его советникам претила сама мысль вступить в отношения с миром, который они ненавидели всеми фибрами души.
Наступила короткая, неловкая пауза. Фрэнк раздумывал, почесывая мундштуком трубки переносицу. Дан, развалившись в кресле, потирал одна о другую мясистые, красные кисти рук.
— М-да — вымолвил, наконец, Кэссел. — Здесь, пожалуй, деньги будут бессильны…
Но у Фрэнка уже, видимо, сложились иные соображения на этот счет.
— Вы говорите пустяки, Дан! — резко сказал он. — Деньги вовсе не бессильны и в данном случае. Если нельзя купить, то можно взять иным путем!
— Отлично, Фрэнк, отлично! — сказал Дюран. — Я всегда был уверен, что у вас правильно поставлены мозги. Что ж, я не буду ограничивать вас в расходах.
— На днях я посылаю в Россию человека, на которого можно будет возложить это поручение.
— Это — надежный человек? — спросил Дюран.
— Вполне. К тому же он хорошо знает местность, где ему придется действовать.
— Кто он? Как его зовут?
— У него было так много имен, что настоящее стерлось, как чеканка на старой монете. Его называют просто «Безымянный». Для меня он, если угодно, — «Б — 317».
— Расскажите мне о нем.
— Он отлично владеет русским и еще несколькими славянскими языками. Он обладает удивительным даром перевоплощения. Это человек, который ни перед чем не остановится для достижения цели. Ему легче убить собственного отца, чем Кэсселу разгрызть орех.
— Это его бизнес? — спросил Дюран.
— Не только бизнес. Тут еще мания. При всех своих, если можно так выразиться, талантах, он одержим манией убивать. Мне известны случаи, когда он убивал походя, из удовольствия.