Рубиновое сердце богини
Шрифт:
И вот Эллу убили! Какой пассаж!
Охотник
Начать знакомство с фирмой Антон Сергеевич решил с Пыляева – просто позвонил и потребовал явиться, на сей раз не в кафе, где игра шла бы на равных, а в родной, до последнего гвоздя знакомый кабинет. Пыляев явился, даже возражать не стал, наверное, уже успел привязать смерть Есениной к трем предыдущим.
– Добрый день, – заявил Димка с порога. Интересно, успел он в офис заглянуть или только приятеля домой отвез? – Вот, значит, где ты обосновался. Ничего.
Ничего
– Добрый. Садись.
– Допрашивать будешь?
– Буду. С Есениной…
– Знаком. – Димка даже фразу закончить не дал. – Невеста Геры.
– Кого?
– Георгия. Ты его всю ночь промурыжил.
– Ничего, переживет. Расскажи мне про него.
Нахмурившись, Димка выдал стандартный набор: хороший парень, работает, невесту любил, убить не мог, потому как хороший парень.
– Хороший, – прервал тираду Антон, – работает, невесту любит, жену бывшую содержит…
– А она тут каким боком?
– Знаком?
– Знаком.
– И как?
– Зачем тебе? Она точно к убийству отношения не имеет! Да ты что, серьезно решил, будто Машка? Да она муху пальцем не тронет!
Антон не стал уточнять, сколько в его практике встречалось таких вот дамочек, которые весьма трепетно относились к мухам, но с завидным хладнокровием устраняли людей. Обязательно нужно будет с этой Машей побеседовать.
– А теперь, Димка, ответь мне на такой простой вопрос: какого хрена ты мне лапшу на уши вешал, что не знаешь, кто машину брал? Думаешь, не опознают твоего дружка? Да завтра же десяток свидетелей найдется, и сядет он! – Антон даже кулаком по столу шандарахнул от переизбытка чувств. Больно, черт побери!
– Понимаешь… Слушай, Антоха, сделай мне чаю, а то история долгая и жрать хочется…
– Что, снова сказки сочинять будешь?
– Нет. На этот раз нет. Я ведь тогда думал, что Гера случайно в историю попал, ну, знал, что он ни при чем, втягивать не хотел, а оно вон как вышло…
– Чаю нету. Кофе будешь? Растворимый.
– Давай. Короче, Гера – он такой человек… Он Эллу любил, но… Ему мало одной женщины, понимаешь? А Инга – временное увлечение.
– И много у него таких «временных увлечений»?
– Не знаю. Нет, Антоха, на сей раз без шуток – не знаю. Он просто иногда машину брал, чтобы Элла… Ну, ты понимаешь?
– Понимаю. Значит, с бывшей женой дружил, невесту любил, а с Красилиной просто спал? А невеста ни сном ни духом, так?
– Так. Но он не убийца, Антон, я хорошо знаю Геру, это не он…
– Угу. Не он, – согласился Сапоцкин. Гера – хороший парень. Ерунда, что малость любвеобильный, с кем не бывает. Растворимый кофе имел отвратительный кислый вкус и еще более отвратительный запах, но как нельзя лучше подходил к Димкиному рассказу о хорошем парне Георгии.
Пигалица
Ближе к обеду объявилась и милиция в лице длинного, точно шпала, капитана с болезненно сиплым голосом
Капитан нагло оккупировал Гошиков кабинет и начал «сбор информации» – это он сам так выразился. Весь процесс заключался в том, что сотрудников поочередно приглашали «на беседу». Действие происходило медленно и почти торжественно. На всякий случай я временно переместилась в общий зал, оттуда наблюдать удобнее.
Вон, Херувима отпустили, и пяти минут не прошло. Ну, с ним все понятно, видать, сказал, что ничего не знает, ведать не ведает и вообще работает в фирме две недели. Валечку, Олечку и Людочку тоже отправили быстро, зато Светлана проторчала в кабинете почти час. Ну, нашел язык благодарные уши. Эх, узнать бы, что она ему наплела. Хотя… Ясно что: Элла – умница, красавица и хозяйка, а я ей завидовала и палки в колеса ставила, а теперь вот и убила. Интересно, а о своих махинациях с бухгалтерией она поведает? Вряд ли.
Ага, Светочка вышла, кивнула Бамбру, потом посмотрела на меня. Улыбнулась. С чего бы это? Ох, мамочки, кажется, несмотря на все усилия, я начинаю нервничать. А что, если… Вдруг он возьмет да поверит? Я не хочу в тюрьму! Я ничего не делала и никого не убивала!
Следующие полчаса я пыталась унять нервную дрожь. Тщетно. Вот дверь открывается. Толик выходит, хмурится, трет переносицу – значит, чем-то недоволен. Оглянулся, увидел меня, махнул рукой. Я в ответ кивнула. Вот и все, Маша, сейчас как возьмет ясен сокол тебя, девицу-красавицу, да под белы рученьки и уволочет в казематы глубокие, сырые и страшные, и будешь ты там сидеть веки вечные, за чужое злодеяние отвечая. Тьфу-ты, в голове вились дурацкие мысли, все как одна в приторном псевдосказочном стиле.
– Пигалица Мария Петровна? – Шпала облюбовал местечко за директорским столом. Картинка получилась забавная: солидное кожаное кресло, подавляющее искусственным глянцем и размерами, необъятный стол, современный ноутбук, серебряная чернильница «под Челлини» и щетинистая морда Шпалы над всем этим великолепием. Увиденное поразило меня до глубины души, только так можно объяснить, что вместо стандартного «да» я выпалила:
– Аз. Есмь.
– Все шутите… – Шпала укоризненно покачал головой.
– Нет.
– Вы, Мария Петровна, присаживайтесь, – почти дружелюбно пробормотал капитан. – Разговор у нас будет долгий…
– Насколько долгий?
– А вы куда-то спешите?
Нет, ну ему что, мама не объясняла – отвечать вопросом на вопрос в приличном обществе не принято. Я села в мягкое Лапочкино креслице, которое Шпала придвинул к столу. Элла обожала все современное и удобное, и это дурацкое кресло выбирала недели три, сначала модель, потом оттенок… Я вдруг отчетливо поняла: никогда больше ее не увижу, не буду злиться на дурацкие замечания, морщиться, заслышав визгливый голосок, томные вздохи и глупые стихи, которые и стихами-то назвать язык не поворачивался. Нету больше Лапочки.