Рубиновый лес. Дилогия

Гор Анастасия

– Какие же?

– Во-первых, я снова попробую заключить с драконами мир, если они того захотят и если они правда всё ещё живут на том острове. А во-вторых, я сделаю так, чтобы ты мог жить с ними, если того захочешь. Я сниму с тебя проклятие.

Сол, всё ещё лежащий на боку, приподнялся на одном локте.

– Да-да, конечно, – усмехнулся он, и в его голосе сквозила усталость – не физическая, но моральная. Возможно, он устал от неприятностей, которые сваливались нам на голову одна за другой, а возможно, от разговоров о проклятии, ведь я заводила их каждый год начиная с тех пор, как

узнала о нашей с Солярисом связи. Но это больше не было пустыми словами из разряда мечтаний о будущем. Это было обещанием. – Напомнить тебе кое о чём? Проклятие сейда может снять лишь та вёльва, что наложила его. А раз Виланда давно мертва…

– Тогда мне придётся добраться до самой Волчьей Госпожи, чтобы сделать это. – Я улыбнулась Солу изо всех тех сил, что ещё оставались у меня. – После того, что ты для меня сделал, я просто обязана. Ты снова будешь свободно летать, клянусь. Без меня и без кого-либо ещё.

– А что, если я не… – Сол осёкся и, опрокинувшись обратно на спину, уставился в скошенный потолок пещеры. – Ладно. Нужно ещё дожить до той поры, когда ты станешь королевой. С твоим везением не факт, что она вообще настанет. Истинное дитя Мора! Только вы можете быть такими невезучими.

– Ой, ты говоришь так, будто знаешь кучу детей, родившихся в Мор!

– Нет, только тебя, но почему этого должно быть мало?

Я уже хотела рассказать Солярису о существовании логики и закономерностей, но передумала: в пещеру ворвался ветер, заставив меня съёжиться. Дуло с улицы нещадно, и даже пламя костра пригибалось, отчаянно бодаясь с самой зимой.

Оглянувшись на вход в пещеру, Солярис заворчал что-то нечленораздельное, а затем вдруг согнулся пополам. Я услышала треск костей, и пламя костра снова колыхнулось, но уже не от ветра, а от движения кожистых крыльев, раскрывшихся над ним. Покрытые тонкой белоснежной чешуёй по краям, они почти царапали потолок костяными гребнями, будучи в несколько раз меньше, чем когда Солярис превращался целиком, но всё равно больше, чем я и Сол, вместе взятые. Мне и прежде доводилось видеть, как он по частям возвращает себе первозданное естество – то когти, то зубы, то хвост. Но вот крылья…

Сложив одно из них так, чтобы оно не мешало лежать на боку, Солярис расправил второе и накрыл нас им, как одеялом, спрятав от ветра. Я будто оказалась в хитиновом коконе или уютной палатке, только живой и тёплой. От моих прикосновений крыло слегка подрагивало и сжималось, как если бы Солу было щекотно. Судя по его сморщившемуся носу и выразительному взгляду, заставившему меня убрать руки, так оно и было.

– Перевернись на бок, – велел он, немного подтянувшись вверх на подстилке. – Так будет удобнее.

Я кивнула и послушно перевернулась, но, судя по дрогнувшему кадыку Соляриса, не так, как он ожидал: я выбрала тот бок, который позволил мне лежать к нему лицом, а не спиной. В тот момент, когда наши носы соприкоснулись, мне показалось, что белые щёки Соляриса в кои-то веки приобрели человеческий румянец, но то наверняка была лишь игра света – его крыло, полупрозрачное, искажало отблески огня.

– У тебя есть пара часов, чтобы поспать, – напомнил мне Сол, первым закрывая глаза.

– Хорошо, но сначала я хочу спросить…

–

Что ещё? – простонал он.

– Ты ведь больше ничего не утаивал от меня, кроме Молочного Мора, правда? Я знаю о тебе всё?

Сол молчал всего несколько секунд, прежде чем ответить:

– Ты знаешь всё, не волнуйся.

Сердце Соляриса билось гулко, заглушая даже метель, свистящую на улице, и я прижалась к правой части его груди, чтобы послушать. Драконы были зеркалом людей абсолютно во всём – от расположения внутренних органов до привычек и ценностей. Может, они и старались походить на нас внешне, но по-настоящему никогда и ни в чём нам не уподоблялись. Они нас только превосходили.

Звук, раздавшийся в тишине спустя минуту после того, как я тоже закрыла глаза, лишний раз это подтвердил. Такой звук не издавали ни люди, ни даже животные – низкий, грудной, нечто среднее между кошачьим урчанием и волчьим гудением. Как колыбельная, этот звук вдруг заставил моё тело налиться свинцом, будто он пробуждал какой-то первобытный инстинкт, что был древнее всего на свете. В животе потеплело, как от пряного мёда, и стало так спокойно-спокойно, словно я лежала у себя в спальне в замке, зная, что Красный туман исчез, моя коронация ещё далеко, а отец в здравии и больше не презирает Сола.

– Сол… – пробормотала я сонно. – Что это за звук? Раньше ты никогда так не делал…

– М-м? Какой ещё звук?

Слишком уставшая, я не смогла понять, притворяется он или же правда не понимает. Но этот звук точно исходил от него: я чувствовала, как грудь и живот Сола слегка вибрируют, а дышит он чаще, чем обычно.

Подумав, что решение этой загадки уж точно может подождать, я прижалась к шее Сола лбом, позволяя себе утонуть в этой странной, мурлыкающей мелодии. Благодаря ей сон пришёл так быстро и легко, что в глубине души я даже немного разозлилась на Соляриса: если бы знала, что он умеет усыплять людей подобным образом, то, быть может, не страдала бы от бессонницы столько лет!

– Дикий, закат! Просыпайся, Руби. Живее, живее!

Почему-то каждый раз, когда мне удавалось в кои-то веки забыться сладким младенческим сном, меня будили толчками и криками. С трудом разлепив веки, всё ещё тяжёлые и неподатливые, я с трудом подняла голову и увидела, как сползает с меня кожистое крыло вместе с рукой Соляриса, обвитой вокруг талии. Целительный умиротворяющий звук больше не рвался из его груди. Зато рвались проклятия и брань, когда он, растирая красные и заспанные глаза, принялся тушить костёр.

Видимо, сладко уснула не я одна.

– Закат! – повторил Солярис так, будто я не поняла с первого раза, и ткнул пальцем за свод пещеры.

Отсюда было не разглядеть уходящего солнца, но я видела участки мраморно-серого неба над верхушками деревьев, ныне раскрашенные полосами апельсинового, шафранового и алого цветов. То действительно был закат. Однако, если меня не подводила память и знания географии, дорога от пещеры до замка не превышала восьми лиг – не так уж и много, чтобы заблудиться, даже если не успеем выйти до темноты. Тем более что Солярис видел в ночи так же хорошо, как и днём, а я знала здешние места как свои пять пальцев. Да и снегопад полностью улёгся…