Рубиновый лес
Шрифт:
– Истинный господин. – Гвидион нарочито откашлялся и чересчур весело предложил: – Может быть, нам стоит отправить туда Ллеу? Даже если туман действительно не детище сейда, возможно, побродив по окрестностям, Ллеу, как опытный сейдман, выяснит его природу…
– Вы прекрасно знаете, что я не могу отлучаться из замка, – парировал Ллеу, и колокольчики на его браслете вызывающе звякнули, словно в подтверждение этих слов. – Я должен поддерживать здравие нашего господина. Это гораздо важнее, чем несколько сотен чумазых землепашцев.
Лицо Мидира вспыхнуло, и он уже во второй раз едва не опрокинул мой стул, рывком поднимаясь на ноги. Пожалуй, именно
– Туман выглядит как стена или как дым? У него есть чёткая граница?
Я бы соврала, если бы сказала, что не задумывалась об этом прежде. Вопрос сидел в моей голове с тех самых пор, как отца впервые известили о загадочном тумане, пожинающем людей, как осенний урожай. Каким был этот туман вживую? Насколько он плотный? Насколько непроницаемый? Что было бы, окажись я рядом с ним или в нём?
Король вскинул ко мне свою маску. Мне почудилось, будто прорезь для рта в ней стала шире, а уголки этой прорези потянулись вниз в недовольстве.
– Граница нечёткая, но она есть, – ответил Мидир, выдержав паузу, чтобы вернуть на место стул, сесть и снова собраться с мыслями. – Там, у деревенского тракта, растёт можжевельник… Туман не заходит дальше него.
– А каков туман в высоту?
– Не выше того самого можжевельника. Шагов двадцать или тридцать…
– Тоже с чёткой границей?
– Не совсем. Там туман рассеивается и становится похожим на дым.
– Значит, пролететь над туманом можно?
Лишь в тот момент Оникс понял, к чему я веду, и, прежде чем кто-либо из советников успел высказаться, поднял свою тяжёлую жилистую руку в ониксовых перстнях и отрезал:
– Ты не полетишь.
Другого ответа я и не ожидала, а потому ничуть не растерялась.
– Разве мы не хотим узнать, что скрывается в этом тумане? Сверху я увижу гораздо больше, чем кто-либо из ныне живущих видел с земли. Это не первый мой полёт, отец. В чём дело? Будь я сыном, то уже прошла бы через десяток битв, – резко заметила я, и взгляды советников оцарапали мою кожу, как камни на манжетах, которые я незаметно трогала под столом, пытаясь унять дрожь, дабы та не передалась моему ровному голосу. – Однако я дочь, поэтому не покидаю замка и даже не спускаюсь в Столицу…
– Отсутствие личного опыта в битвах не делает тебя хуже, как тебя не делает хуже и то, что ты дочь, а не сын, – не менее резко заметил отец, откинувшись на спинку стула. – Каждый правитель силён по-своему. И у каждого правителя есть свои слабости. Для того и нужны советники – они усиливают первое и компенсируют второе. Так что, если ты хочешь аргументировать своё предложение тем, что тебе для полноценного Вознесения и достойного правления обязательно нужно побывать на передовой…
– Нет, я лишь хотела сказать, что полёт на драконе не сравнится с участием в войне, – сказала я, выдержав испытывающий взор полуслепых глаз. – Это мелочь по сравнению с тем, через что пришлось пройти тебе в мои годы. Именно поэтому я прошу позволить мне отправиться к Красному туману вместе с Солярисом. У меня ведь завтра день рождения. Пусть это будет твоим мне подарком.
В детстве я часто видела кровь. Она заливала щели в полу между изразцами, расходилась пятнами по коврам и смешно булькала, когда я прыгала по её лужам в своих блестящих башмачках. Кровь никогда не пугала меня, как не пугал и отец, измазанный ею до кончиков пальцев и
У каждого правителя действительно есть свои слабости, и главной слабостью Оникса всегда была я.
– Сегодня в полночь соберутся восемь ярлов, чтобы вознести тебе почести и принести свои гейсы, – произнёс отец. – Это лишь первый пир цикла Вознесения, но он важнее прочих, так как именно с него начинается твой королевский путь.
– Граница с Найси пролегает всего в четырёх часах лёта от замка. Столько же времени нужно, чтобы вернуться назад. Я буду дома к заходу солнца, – больше пообещала, нежели констатировала факт я, едва справляясь с волнением.
– Тогда решено. – Оникс поднялся. Все советники, включая меня, рефлекторно поднялись следом за ним. – Моя дочь, принцесса Рубин, полетит на драконе Солярисе к деревне туата Найси, охваченной Красным туманом. Отправляйся прямо сейчас. На всё у тебя есть десять часов.
– Слушаюсь, истинный господин.
Король Оникс первым вышел из зала Совета, держась за учтиво подставленный локоть Ллеу, подоспевшего к дверям и вставшего рядом с немыми берсерками. Я же вышла последней, вопреки правилам приличий, задержавшись у каменной карты. И тут и там на ней виднелись красные отметины – засохшая краска Мидира. На белом камне она напоминала разбрызганную кровь. Я дотянулась до туата Найси и рукавом стёрла с него все красные точки, как собиралась раз и навсегда стереть с лица земли проклятый Красный туман.
2
Туман
На улице вовсю валил снег, будто кто-то выпотрошил облака, как подушки, и осыпал землю лебяжьими перьями. Деревья, сторожевые башни и розовый сад, окружающий замок со стороны утёсов, захлебнулись в них, став безликой частью зимы.
Швырнув на постель аметистовое платье вместе с заячьей накидкой, я невольно задержалась перед окнами, любуясь на творение месяца воя, но быстро опомнилась и вернулась к сборам. К тому моменту, когда я закончила переодеваться и заплетать волосы, солнце уже приближалось к зениту. Угловой алтарь Кроличьей Невесты сиял и искрился в его лучах, усыпанный кристаллами розового кварца и вербеной. Несколько цветков пожухли и осыпались, хотя я была готова поклясться, что, когда уходила, на них не было ни одного признака увядания…
– Оставьте меня, – велела я хускарлам, когда они провели меня через южное крыло замка до обугленных факелов в пристроенной неказистой башне. Независимо от времени суток в ней всё так же царил душный полумрак, и хускарлы даже не стали спорить, молча отступив. Там, где я находила убежище, они видели логово свирепого зверя.
К их счастью, этот зверь до сих пор дрых в своей постели.
– А я ведь говорила не читать до утра!
От звука моего голоса Солярис закопошился и с головой нырнул под шерстяное одеяло, будто я могла не заметить его и уйти. Наружу выглядывали лишь жемчужная макушка да голые ступни, белые, как сама простынь. А на придвинутом к изножью дырявом кресле скучала всё та же книга с пожелтевшими страницами в масляных пятнах. Только закладка в виде шёлковой ленты лежала на другом месте – кажется, на целых три или четыре раздела дальше, чем вчера. Немудрено, что теперь Солярис стонал, ворчал и злился, когда я, не сдаваясь, воскликнула ещё громче: