Рубины леди Гамильтон
Шрифт:
– Павел Аркадьевич! – раздался голос старосты. – Помните, вы нам обещали рассказать о броши леди Гамильтон?
– Да, расскажите! Расскажите, пожалуйста, – поддержали его остальные.
– Хорошо, расскажу, – добродушно улыбнулся Горинелли, согревая учеников теплом своих волшебных черных глаз. Теперь они смотрели ласково, словно присутствующие были его родными детьми.
Эми Лайон, впоследствии ставшая известной как Эмма Гамильтон, родилась в бедной семье кузнеца, проживавшей в английском графстве Чешир. После смерти отца она, четырнадцати лет от роду, уехала в Лондон и работала прислугой. Бог щедро одарил Эмму умом и красотой, кроме этого, девушка обладала особым шармом, который сводил мужчин с ума.
Юная
Скандальную славу Эмме принесло ее участие в представлениях шотландского шарлатана. В обнаженном виде девушка изображала богиню здоровья. И люди шарлатану верили, так как ее округлые формы, прекрасная кожа, блестящие волосы просто излучали здоровье. Они охотно скупали склянки с «эликсиром молодости и красоты» в надежде обрести такую же прекрасную внешность, как у «богини».
Она называла себя актрисой. Для знатной публики Эмма проводила представления живых картин, изображавших классические произведения искусства, ее рисовали знаменитые художники, даже сам Гете был поклонником ее красоты. Вскоре неординарную куртизанку заметил весьма состоятельный сэр Чарльз Гревилль и пригласил ее к себе в качестве метрессы. Впоследствии Чарльз не раз пожалел о том, что имел глупость представить ее своему дяде, Уильяму Гамильтону. Лорд был немолод, но очень богат и знатен. Он был ослеплен ее красотой и очарованием. Однако происхождение и репутация Эммы были небезупречны. Наплевав на все общественные устои, сэр Гамильтон предложил ей стать его женой, чем вызвал большой скандал в кругах английской аристократии.
Мечта Эммы сбылась – она богата, живет в роскоши, вращается в кругах высшего общества, все мужчины оборачиваются ей вслед и смотрят на нее с восторгом, она – настоящая английская леди, у нее популярность первой красавицы света. Нет только счастья.
Живые картины уже в прошлом – ей больше незачем выступать на публике, зарабатывая на жизнь. Из развлечений остались только светские приемы и случайные адюльтеры, в которые она впутывалась из-за мужского бессилия старого лорда.
Однажды, явившись во всем блеске на очередной светский прием, Эмма увидела его. Статный красавец в форме морского офицера не сводил с нее восхищенных глаз. Между ними вспыхнула страсть, и такая сильная, что им не смогли помешать никакие общественные каноны. Лорду Гамильтону отнюдь не понравилось увлечение его жены адмиралом, но он решил не замечать происходящего. Идя на брак с Эммой, он не рассчитывал на то, что эта яркая красавица превратится в добропорядочную женщину, хранящую верность мужу. Тем не менее сэр Гамильтон все же надеялся, что пройдет какое-то время, и его жена оставит наскучившего ей Горацио Нельсона, как оставляла она всех своих любовников. Но любовь между леди Гамильтон и адмиралом Нельсоном оказалась прочной. Они даже стали жить как муж и жена, а родившуюся от любовника дочь Эмма назвала Горацией, в честь отца.
На годовщину их знакомства Нельсон преподнес своей возлюбленной брошь. Он заказал ее у неаполитанского ювелира. Он хотел, чтобы брошь изготовили в виде букета тюльпанов. Для этого Нельсон принес ювелиру несколько небольших бриллиантов и крупные розовые рубины. «Цвет нежной любви», – пояснил он. Джузеппе был ювелиром неопытным, но очень старательным. Ему во что бы то ни стало требовалось удовлетворить прихоть заказчика, ибо Нельсон тогда уже был знаменит, а хорошо выполнить работу для знаменитого клиента значило стать известным самому. Мастер рассчитывал, что эта брошь приведет к нему в будущем немало знатных заказчиков.
Так и вышло. Изготовив редчайшей красоты изделие, ювелир
– Согласно одной легенде, считалось, что в бутоне настоящего тюльпана спрятано счастье. До этого счастья никто не может добраться, ибо нет на свете такой силы, которая открыла бы бутон. Но однажды по лугу шли женщина и ребенок. Мальчик вырвался из рук матери, со звонким смехом подбежал к цветку, и бутон раскрылся. Беззаботный детский смех совершил то, чего не смогла сделать никакая сила. С тех пор и повелось дарить тюльпаны только тем, кто испытывает счастье. Я надеюсь, что наша встреча сделала тебя счастливой. Поэтому я решил подарить тебе эту брошь. Пусть она приумножит твое счастье, – и с этими словами Горацио развернул платок, на котором лежала рубиновая брошь для Эммы.
1940 г. Львов
– Запомни, ты – Лева Гамильтон. Га-ми-льтон! Повтори.
– Но почему?!
– Не спорь. Повтори!
– Я Лева Гамильтон.
– Молодец. Твой отец – английский матрос.
– Матрос, – кивнул мальчик.
– Английский матрос. Запомни, это очень важно.
Лева Гамильман смотрел на свою измученную страхом и кочевой жизнью мать и не понимал, зачем ему все это внушают.
Гамильтоном его дразнили соседские мальчишки, и Лева считал свое прозвище обидным, а теперь, оказывается, он должен сам так себя называть. И еще – при чем тут английский матрос, который к его происхождению никакого отношения не имеет? Его отец, Моисей Гамильман, был владельцем ломбарда, это Лева знал точно. От мест, где они жили, до ближайшего порта очень далеко – какое море, какие матросы? Но мать настаивала на матросе. Ей было виднее.
Моисей был интеллигентным евреем и жил по своей еврейской совести, никому зла не делал, а что у него деньжата водились, так это благодаря его деловой жилке и практичному уму. В смутные двадцатые годы он сумел сколотить приличное состояние и был весьма уважаемым паном в городе Кракове. Его красавица жена Анета носила модные манто, кожаные сапожки на тонких каблуках, длинные приталенные платья и умопомрачительные шляпки, сшитые у самой лучшей варшавской модистки. Ах, какой же она была элегантной пани! Какими красивыми были ее прически, какими потрясающими наряды, какими дорогими украшения, какой прекрасной была ее жизнь! Рядом с ней шел мальчик, одетый, как королевич, с кудряшками и лучистыми голубыми глазками – не ребенок, а картиночка!
Моисея убили на второй день после взятия немцами Кракова. Солдаты вермахта немедленно приступили к одной из основных своих миссий – уничтожению евреев.
Анета взяла сына и с одним чемоданом двинулась к восточной границе. Шли тысячи человек, тысячи иудеев и поляков, вынужденных покинуть свои дома в надежде обрести пристанище на чужой земле. Страна Советов принимала эмигрантов прохладно, но все же принимала. Беженцев не пугали ни коммунистическая чума, ни железная рука всемогущего НКВД – все лучше, чем господствующий в Европе фашизм.
Анете удалось добраться до Львова. Большой старинный город, с мощенными булыжником мостовыми, раскидистыми платанами, холмистыми извилистыми улицами был тих и печален. Здесь уже побывала война. Она заглянула в город оборванной старухой, коснулась его горем, дохнула на него холодом смерти и разрухи. После передачи части польских территорий Советскому Союзу война отступила на запад, но далеко не ушла – переминаясь с ноги на ногу, она осталась ждать под дверью, и горожане слышали ее шаги. С каждой новой партией прибывающих эмигрантов город наполнялся тревогой. Ежедневно советская пропаганда призывала трудиться и строить коммунизм, по радио людей приободряли новостями о высоких урожаях и удоях, о новых стройках, о героических экспедициях в арктические льды, и ни слова – о войне. Вопреки всем увещеваниям львовичане знали – война будет. Они ее чувствовали звериным чутьем. Ее призрак витал в напряженном воздухе, она читалась в глазах эмигрантов, которые столкнулись с ней у себя на родине.