Руда
Шрифт:
— Я понимаю, — тихо сказал Егор, — всё, как есть, понимаю.
Вскоре после беседы с Дробининым Егор снова отправился на поиск.
Походяшин, наконец, угомонился:
— Теперь давай, Егор Кирилыч, помрем как следует, — сказал он. — Назначай хорошую россыпь, почище Сватьинской… или нет: я сам назначу! Пировать так пировать!
Он предложил место, Егор одобрил. Углубили шурф, отчерпали воду, дошли до настоящего пласта. Промывальный станок изобретали вместе, применяя новые хитрости из Адодуровской «Механики».
Вода пошла самотеком по колоде станка. Песок, лопата за лопатой, полетел в
Первый ковш смывал Походяшин. Он встал на плоский камень в течении ручья и погрузил ковш в воду.
Смывка шла долго: ведь в ковше уже отборный тяжелый остаток — слабые струи его не поднимают, а сильными отбивать породу надо осторожно. Раза в три дольше обычной ковшевой пробы возился Походяшин с этим ковшом.
— Ну как, поблескивает? — крикнул с берега Егор.
— Есть рыбка, — прокряхтел уставший Походяшин.
— Давай домою!
Походяшин даже не ответил. Передохнув малость, он снова принялся разбирать пальцами черную гущу и плескать на нее водой. Если ковш наклонить, то остаток уже не покрывает всего дна. Вслед за краем черного порошка под водой двигается желтый ободок золотой пыли.
Походяшин легкими толчками водит ковш к себе и от себя. Черные пылинки встают в воде вихорьками и срываются за край ковша. Так постепенно снимается слой ненужных тяжелых минералов. Всё чаще выглядывают из черноты золотые точки, всё шире и жирнее желтый ободок.
Совсем дочиста отмыть золото невозможно. Походяшин добился, чтобы золотого песку было больше, чем примесей, и, смешно переступая на отсиженных ногах, вынес ковш на берег. Здесь он пристроил ковш к костру — просушить песок.
Потом они лежали на полянке на животах и поочередно рассматривали высыпанное на бересту золото через увеличительное стекло. Крупинки под стеклом казались большими рогатыми самородками.
— Золотника три за полдня на двоих работников, — подсчитывал вслух Походяшин. — Ежели поставить сто работников — только сто! — это будет выгодней, чем иметь Кушвинский чугуноплавильный или Выйский медный завод. Не говорю уж, что ни тебе доменной плавки, ни кричных фабрик, ни угольного жжения, ни железного каравана по Чусовой. Это ежели золото вот так ровненько пойдет, на что есть полная надея. А как будут попадаться этакие «карманы» вроде Сватьинского!.. Демидовы, Строгановы, Осокины от дедов к внукам десятки лет свои богатства сколачивали, а на золоте можно в одно лето с ними сравняться… А то и так: в одночасье какого-нибудь Шемберга обогатить, а самому в колодки угодить!..
Плохо слушая Походяшина, Егор соломинкой ворошил золотые зерна под стеклом и размышлял о своем.
— Максим Михайлович! — перебил он Походяшина. — Ты теорических контроверз [81] с меня спрашивал. Вот тебе одна наприклад. Чем дальше от гор на восток, тем золото чаще будет встречаться. А в первой же долине, которая пройдет вдоль хребта, песошного золота будет насыпано, как маку в пироге.
ИСЧЕЗ АНДРЕЙ
81
Контроверзы(латинск.) —
Когда Егор и Походяшин вернулись с прииска на Вагран, Андрея уже неделю не было дома. Никуда он не собирался так надолго и запаса еды не брал. Кузя уже избродил окрестные леса с Липкой — никаких следов.
Егор так привык доверять опытности и силе старого рудоискателя, что не хотел и допускать мысли о несчастье.
— Махнул куда-то далеко на поиск, вот и всё, — успокаивал он Кузю. — К людям он сам не пойдет, а звери летом разве опасны?
— И зверь может поломать. Медведицу ежели встретить невзначай с медвежатами. У лосей теперь гон начинается — тоже страшны. А пуще зверей — болота, топи: засосать может.
— Кого другого — только не Андрея! Вот погоди немного, сам вернется.
Прошло еще три дня, Андрей не возвращался.
Походяшин стал собираться в обратный путь: не сегодня, так завтра прикатят мансийские нарты. В горах ударили первые заморозки. Склоны гор стали ярко-желтыми: лиственные леса надели осенний убор.
— Генеральный разговор надо с тобой иметь, — сказал Походяшин Егору.
Разговор начался вечером за укладкой коллекций. Походяшин прошивал оленьей жилой хрустящую невыделанную шкуру и говорил убедительно:
— Новому российскому сокровищу не след напрасно лежать в земле. Ты, как первооткрыватель, имеешь все права разрабатывать. Однако от непривычки ведения дел промышленных и торговых ты это заведение можешь упустить из рук, потому предлагаю учредить компанию. Кроме нас двоих, возьмем Ентальцева — проверенный мужик, записан в гильдию, в Верхотурье его уважают, и, между прочего, он с головой в моих руках. Ты будешь здесь, на Вагране, золото искать, ландкарт настоящий составлять и вести промывку с наемными работниками. В помощь тебе Посников. Ентальцев в Верхотурье будет ведать обозом, дорогами, складами, припасами. А мне, видно, придется поехать в столицу, поглядеть, какие препоны и напасти могут случиться в приказных местах — дойти до коллегий и кабинет-министров. Так? По рукам?
— Максим Михайлович! — воскликнул Егор. — Где твоя философия?!
Походяшин рванул жилу и завязал петлю на шкуре. Ответил, помедлив, без улыбки:
— Философия философией, дело делом. Я и теперь считаю: погибель тому человеку, который поддается жадности и ради богатства разум потеряет. Да в золоте не просто богатство! Есть к чему ум приложить. Совсем новая сила в государстве открывается. Кто первый сумеет прокопать для нее канал, тот ей надолго хозяином станет…
— Так мы не первые: я же говорил, что Акинфий Демидов золотом занимается.
— У Акинфия что-то неладно. Или золота в его владеньях мало, или он боится размахнуться по-настоящему, выжидает. Пока Демидовы сюда, на север, не сунулись, можно их обскакать. С ними бороться я не забоюсь. Поопасней явятся противники — и то не беда! Справимся!
— На меня не рассчитывай, Максим Михайлович: я заводчиком не хочу быть. Не по мне такое дело.
— Так чего же ты хочешь?! Чтоб золото в земле осталось, а вы с Кузей поверху бы ходили, рябчиков постреливали? Блажь! Не бывать тому! Чтоб впусте оставались такие богатейшие места и владели б ими шестьдесят ясашных семей?