Рудничный бог
Шрифт:
Для острастки щелкнув кнутом пару раз, Митюха отошел в сторонку, и только собрался прикрикнуть на тащившего пустую тачку Миху Косого, как услышал странные звуки. Будто бежал кто-то. Оглянувшись, Митюха увидел, как под свет лампы откуда-то выкатился беленький щенок. Толстые кривые лапки, хвостик морковкой, черная пуговка носа на курносой мордочке, торчащие ушки. Поджав хвостик, щенок пугливо метнулся в сторону, спасаясь от мчащейся на него тачки Михи.
– А, чтоб тебя…! Сученыш, – озлился на него каторжанин. – Пшёл вон!
Щенок
– Пшёл вон! – послышался тонкий голосок.
– Чур меня! Чур! – попятился Миха Косой.
– Давай, поворачивайся! – крикнул ему Митюха. – Чего встал?
И тут он заметил щенка. От неожиданности у него чуть кнут не выпал из руки. Щеночек был беленький, чистенький, гладкий, словно только что оторвался от мамки, а не бегал в забое среди грязи и земляной пыли. Лишь лапки внизу слегка испачкались.
– Ты откуда такой взялся?
Щенок заскулил.
– Ну-ка, ну-ка, подь сюды… Куть-куть-куть! – протянул руку, сложив пальцы щепотью, зачмокал губами.
– Не трожь, – неожиданно вступился Федька. – Мое!
Щенок шарахнулся в сторону, поджимая хвостик.
– Пошел вон! – рявкнул Митюха. Свистнул кнут, обжигая горняка по груди. Федька задохнулся, отворачиваясь. Запоздало пришел страх – а ну, как попало бы по глазам?
– Да ты чего? Чего? – забормотал он, отворачиваясь.
– А того! Мое! Не дам! Запорю!
Горняки попятились, спасаясь от кнута, забились в дальний угол. Ерёма цеплялся за Федьку одной рукой, мелко крестясь. Тот сжимал в ладони кайло, готовый пустить его в ход. Спасала осторожность и предчувствие опасности.
Отогнав горняков, Митюха огляделся. Куда провалился треклятый сучёныш?
– Куть-куть-куть… Ты где?
– Куть-куть-куть! Ты где? – раздалось в ответ.
Беленькая мордочка показалась среди камней. Нос был выпачкан в рудной пыли, словно щенок прикрывал голову грязными лапами. Увидев зверька, Митюха мигом подобрел, присел чуток, зачмокал губами.
– Куть-куть… Поди сюда, псеныш!
– Псеныш!
– Ну, чудно дело! – покрутил головой Митюха. – Куть-куть-куть, – забыв про работу, он стал осторожно приближаться к щенку. Тот попятился, сверкая глазками. Не пытаясь вмешаться, горняки наблюдали со стороны.
– Куть-куть-куть… – дразнился щенок.
– Подь сюда, кому говорю!
Митюха кинулся на щенка, но тот ловко увернулся, загребая толстыми лапками с удивительным проворством. Стражник споткнулся о камень, чуть не пропахал землю носом.
– Ах, ты! Вот я тебя! Будешь бегать… Куть-куть-куть…
Щенок метнулся в боковой проход.
– Куть-куть-куть… – донеслось оттуда.
– Куда? А ну, где ты прячешься? – Митюха поспешил следом.
Белый хвостик крючком мелькнул среди камней.
– Куда? Ко мне! – стражник бегом кинулся следом. Но маленький зверек уже скрылся в туннеле, метнувшись под ноги горнякам. Недолго думая, Ерёма пнул щенка ногой:
– Пошел!
Белый комочек с отчаянным визгом отлетел прочь и с размаху ударился об стену. Отчаянный визг оборвался мгновенно.
Все произошло так быстро, что подбежавший Митюха не успел затормозить и чуть не споткнулся о трупик.
– Ты чего? Чего? Ты… – бешено выкатив глаза, он схватился за кнут. – Запорю!
Ерёма попятился, а работавший в свой черед кайлом Федька остановился:
– Твой что ли, был?
– Какой мой! – Митюху всего трясло. – То ж клад был! Сам мне в руки давался! А ты его… Запорю!
Он замахнулся кнутом.
В тесноте удар вышел слабым, но Ерёма все равно перепугался. Все знали о мстительности Митюхи – коли ему сейчас же не дали выместить на ком-нибудь зло или досаду, он подождет удобного момента и тогда отыграется сполна – и за то, что долго пришлось ждать, добавит тоже.
– Да я ж не знал… Да я ж того… – забормотал Ерёма. Его самого грызла досада и одновременно злорадство – и то, что он сам упустил клад, и то, что он в конце концов не достался Митюхе. За такое можно было перетерпеть побои. Хотя, если дело дойдет до Сысоя Псоича, не миновать беды. Хозяин Невейского рудника был жаден до всякого золота и серебра, мог три шкуры содрать не только с горняка, но и со стражника – просто на всякий случай, чтоб другим было не повадно укрывать от него богатства.
– Погодь, – голос Федьки вернул всех с небес на грешную землю – а чего там блестит-то?
Тельце щенка отлетело к камням. И Ерёма, и Митюха ненадолго выпустили его из вида, а после возгласа Федьки посмотрели опять и хором ахнули. На том месте лежал крупный, с кулак, тускло поблескивающий камень.
– Мое! На замай! – Митюха первым заграбастал находку. – Кажись, серебро!
Ерёма двинулся было к нему, да его неожиданно удержал Федька:
– Не спеши!
Ерёма понял, остановившись и тяжело переводя дух. Только пальцы побелели, сжимая рукоять кайла, да в глазах разгорался злой огонь. Видя и правильно понимая этот взгляд, Митюха попятился, одной рукой прижимая к себе находку, а другой грозы кнутом:
– Мое! А вы – работать, варнаки*!
(*Варнаки – здесь употреблено как синоним слова «недочеловек», «нелюдь».)
Федька первым вгрызся кайлом в породу. Подкативший тележку Миха Косой метнул на горняков взгляд – чего, мол, стряслось.
– Серебро Митюха забрал, – сквозь зубы процедил Ерёма. – С кулак был кусок! Да такой куш…
– Радуйся, что мимо беда прошла, – разлепил губы Федька. – Нешто не понимаешь, каковский это был клад? Не добрые люди зарыли, а черти, небось, подманивали душу человеческую! Вот Митюха и попался им на зубок! Гореть ему теперича…