Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только

Болотников Ермак

“I don't want to set the world on fire

I just want to start a flame in your heart

In my heart I have but one desire”

Это нервировало даже больше, чем сами гребанные трупы, пачками лежащими вокруг. Что не так с грехом Дымка!? Можно на меня уже кто-нибудь нападет, и все решится старым добрым мордобоем?

Чем дальше я нашел, тем сильнее крепло мое недоверие к этому месту. Оно выражалось абсолютно во всем. Что я должен был сделать здесь? Меня не пытались соблазнить, не атаковали, просто пугали? Грех Дымка в страхе? Вряд ли… В своей работе, он был хладнокровнее любого. Помните, я говорил про мертвых детишек? Так вот, в образе демона, детей он убивал, причем не раз. Но я отвлекся… Если грех был не

в страхе, тогда здесь было что-то большее. Я стал идти увереннее, дергать за ручки дверей, пытаться как-то взаимодействовать с окружением, обследовать трупы. Я не должен был слоняться, я должен был искать выход, ибо время тоже могло сыграть свою роль. Все тела, явно были убиты одним и тем же способом, скорее всего, болезнью. Их животы были заполнены зловонным гноем, и густой, черной кровью. Глаза скрылись под коркой из грязи, руки… просто сгнили. Вы и так потеряли всякий аппетит, не зачем добавлять к этому кошмары. Значит, все же больница. Что же, можно выдохнуть, мертвых детишек я здесь не встречу. Хотя… Некоторые тела, все таки, были явно ниже ростом чем другие…

…

Я ничего не говорил. Просто ищу выход, и не думаю о геноциде, который совершил мой друг при жизни. Просто. Иду. Вперед.

Из всех дверей, мне поддалась лишь одна, что уже было достижением, значит, мне не придется шататься здесь вечно. Надавив на ручку, покрытую каким-то жилистым мясом, я оказался в комнате, что была по своему виду, даже хуже коридора, заполненного трупами. А я вообще не понимаю, почему в этом мире, должно быть что-то хуже, чем комната с трупами. Музыка, к слову, стихать даже не думала. Эти строки въелись мне в мозг, может, Дымок был дерьмовым музыкантом? Это бы многое объяснило, причем в наиболее безобидном свете.

Это была лаборатория, что давно увязла в прожилках, растянувшихся между столами, стульями и шкафчиками. Напротив одного из рабочих мест, на стене, был кровавый силуэт человека, бедолагу буквально размозжило по кафелю, оставив снаружи глазные яблоки, налитые кровью, и раскрытый от удивления рот. На остальных стенах, одновременно моргали десятки глаз, что пожирали меня взглядом, полным ненависти. С них стекали черные слезы, что вздули обои и кафель, пустив какие-то странные, пульсирующие хребты. Сделав аккуратный шаг, я увяз в месиве из мяса и какой-то жидкости, что черными нитями начала ползти по моим башмакам. Я всячески пытался сбросить ее, но в какой-то момент, просто сдался. Будет считать это частью испытания, причем, отвратительно мерзкого испытания. Мне нужно было найти что-то, что стало причиной грехопадения Дымка, да поскорее, иначе я рискую стать кем-то вроде “Человек черная жижа”.

Рытье в шкафчиках, впервые в жизни, дало свой результат. В руки попалась заплесневевшая бумага, что поведала мне о массовой эпидемии некой “Черной чумы”. Что пару десятилетий назад, в более бедных странах косила народ направо и налево. Что же, трупы в коридоре себе объяснение нашли, теперь оставалось понять что, мне здесь вообще нужно… И как с этим связан Дымок. Ответ на последнее, я нашел в обрывке газеты, что лежала у ног расплющенного человека. Его взгляд тоже следил за мной, и в отличие от остальных, в нем я видел нечто, что можно было принять за разум.

“Семиль Госсеп, отец вакцины от Черной чумы! Номинант Нобелевской премии мира!”

Гордо гласил заголовок. На выцветшей бумаге, облепленной кровью и плотью, можно было различить черный силуэт, очень подходящий Дымку. Полагаю… Ответ я нашел.

Поднявшись с колена, я остановился перед впечатнным в стену трупом, рядом с которым, лежала разбитая колба. Жидкость из нее вылилась на пол, и то было единственное место, не затянутое этой отвратительной, черной паутиной, уже добравшейся до моих колен. Я мрачно взглянул на глядящие на меня зрачки.

– Полагаю, ты Дымок?
– Спросил я у трупа, уже собираясь разворачиваться и

уходить, но сзади послышался голос и кряхтение. Я обернулся, видя то, что вряд ли забуду.
– Твою ж мать…

Размазанный по стене труп, раскрылся надвое, как двери. Я видел, своими глазами, как слипшаяся плоть рвется, ее гнойные комья падают к моим ногам, а глаза расходятся в стороны, блаженно закрываясь и выпадая на пол, прямо передо мной. Мясо оставалось держаться, словно приклеенное к стенам. Мне был открыт второй проход, обитый плотью, кровью и мясом. В нос ударила зловонная вонь, смешанная с глубинным запахом отчаяния. Будто заезжий пьяница, ветеран войны, рассказывает мне о своей жизни, и всех убитых, о которых он сожалел. И все это, сопровождалось кислыми вином, едкой, резко пахнущей водкой и слезами. Черт возьми, Дымок… Что ты успел натворить, пока еще был жив? Я уже не знал, что могу встретить дальше. И что я вообще найду, в финале этой истории.

Я пролез через этот отвратительный тоннель, кровь и мясо заползли мне за шиворот, в ботинки и чуть не попали в рот. Я с трудом дышал, но в итоге, вышел в богато обставленной квартире, погруженной в разруху и полумрак. В центре, лежал растерзанный на куски труп, его будто задрали животные, или намерено пытали люди. Все было сломано, порвано, руки держались на тонких связках, голова и вовсе закатилась под кресло. Вместо книг, в шкафах лежали людские головы, а кресло сложенное из костей, имело над собой одиноко светящуюся люстру. Рядом с выключенным телевизором, тем временем, лежала одинокая кассета. Оглядевшись, я не нашел другого выбора, кроме как, вставить ее в проигрыватель.

Экран телевизора вспыхнул сам собой, вначале показывая ровные ряды помех. Я аккуратно вставил кассету, которая вмиг растворилась, начиная проигрывать запись, судя по-всему, с видеокамер. Комната не наполнилась каким-либо звуками, только белым шумом, что действовал на нервы, не слабее, чем песня, игравшая в коридоре больницы.

Я с трудом могу описать то, что произошло со мной далее. Это… это было похоже, на припадок, или сон. Я слышал голоса, но при этом, вокруг была тишина, картинка сошла с экрана, представ перед моими глазами, но я не желал видеть этого. Я… Пожалуй, даже для меня, это было чересчур. А я в своей жизни повидал много дерьма, даже слишком… Жизнь Дымка, воистину, была удивительным примером крайней степени Гордыни. Пожалуй, он был неким амбассадором самомнения на земле.

Дымок был проклят, а может, благословен, Люцифером. Павшим, что отвечал за Гордыню. И к сожалению, он заслужил этого сполна. И даже я признавал это, хотя старался во всем видеть плюсы. Фильм, представленный на кассете, полностью показывал становление Семиля, как доктора… и как убийцы. Размазанный по стене человек, был гениальным биологом и химиком, неким Лесли Тейрин, что из-за высокомерия моего друга, не заслужил себе даже странички, в учебниках по истории. Зато получил жестокую смерть, которую ему подарил Дымок.

Лесли изобрел лекарство, в то время, как Семиль, зашел в тупик. Но наивный юноша, что был лаборантом моего друга, решил поделиться открытием с своим боссом. И Дымок был в ярости, когда ученик сказал, что смог найти решение для проблемы. Тогда, самоуверенный идиот Лесли, предложил решение спора, он сам заразится Чумой, после чего Семиль даст ему его же сыворотку. И Дымок согласился, после чего, совершил свой главный грех жизни.

Во всех красках и оттенках, мне показали то, что случилось с беднягой гением. Видимо, большой ум, не наделил его хоть какой-нибудь способностью видеть плохих людей. Я видел, как его руки и плоть сгнивали, кожа свертывалась в венах, заставляя их набухать и лопаться. Но Семиль исполнил свою часть сделки, когда Лесли ввел себе чуму, при этом уже находившись в карцере, он отдал ему антидот. А точнее, бросил склянку об пол, с улыбкой закрыв дверь. И если бы, это был весь его грех.