Рухнувшие небеса
Шрифт:
Надеюсь, этот придурок не любимчик Карен из всей группы…
Черт. Я в самом деле не ожидала, что произойдет нечто подобное. Знала бы — не вылезала из дома или лучше бы не брала трубку, когда звонила подруга. Мало того, что обрела… врага (да, именно врага), так вдобавок и опозорилась в этом ужасном корсете, в котором невозможно нормально дышать.
Никогда в жизни больше не надену то, что притащит Карен. Пора бы уже «уволить» ее с должности моего личного «стилиста».
— А если я скажу, что ты самодовольный болван, повторишь это? — поинтересовалась я. Группка парней, ошивавшаяся неподалеку и выкрикивающая что-то мне, смылась
Мой больной мозг невольно нарисовал картину, где этот «Забвенец» шагает по улице с феном в руке — он развивает его каштановые волосы, играет песня Black Strobe «I`m a Man», при это действует эффект замедленной съемки, а от него с криками и дикими воплями убегают парни, запинаясь и оглядываясь.
Девушки, сия «богини», внимания которых не достоин кто попало, посмотрели на меня с отвращением и, как бы показывая, что парень принадлежит только им, облепили его плотнее. У меня так и возникло коварное желание, чтобы они своими тушками перекрыли ему доступ к кислороду.
— Разве я тебе не нравлюсь, Монашка? — он вскинул бровь, отодвигая одну из девиц в сторону, словно та была обычным надоедливым предметом.
Я давно предписала ему много нехороших качеств, одно из которых — чрезмерная самовлюбленность.
— А почему ты должен мне нравиться?
Я ненавидела таких парней, как он. К ним никогда не питала симпатию или нечто подобного. Мне вообще нравилось мало парней. Предпочтения я отдавала милым, общительным, умеющим шутить, а не дерзким придуркам, самооценка которых находилась на уровне выше, чем небо. К несчастью, мне никогда не доводилось встречать того самого. Хотя, Брэндон — мой друг — идеально подходил под все критерии, но я не воспринимала его как нечто большее, чем парень, с которым можно просто поболтать и повеселиться в каком-нибудь баре после изнурительного рабочего дня.
— Я нравлюсь всем, — гордо сказал он, улыбаясь, не могу сказать, что очаровательной улыбкой, а скорее — нахальной.
— Но не мне.
В этот самый нелепый момент, когда его угораздило достать свою визитку с номером телефона и протянуть мне зачем-то, явилась Карен. Она, увидев нас с ним, запищала и запрыгала на месте, остановившись рядом со мной. Мне так и захотелось ей все быстро объяснить, что это вовсе не то, о чем она думает, но когда незнакомец заговорил, я поняла, какими нелепыми будут мои объяснения сейчас…
— Габриель. Габриель Эйнсфорд. Можешь звонить мне, когда вздумается. — Он оглядел мое тело вновь, я открыла рот, в душе громко ругая его за то, что именно сейчас решил протянуть свой ободранный клочок бумажки. — Заслужила, Монашка. Классные сиськи.
Карен готова была растаять на месте, видя в руке… Габриеля (ну и имечко, конечно же) листочек с его номером телефона. Она пихнула меня вбок, из-за чего я попятилась в сторону и одарила ее удивленным взглядом. Подруга думает, я так низко упаду и возьму этот клочок
– Извращенец, - выплюнула я, отворачиваясь от него и шагая в сторону, оставляя Карен очень сложный выбор: следовать за мной, либо оставаться с Габриэлем — сексуальным парнем из «Сладкого забвения».
Подруга, спустя несколько секунд раздумий, рванула за мной. Все же, дружба сильнее. Она подстроилась под такт моей ходьбы, на ее лице ясно читалось «да-как-ты-могла-не-взять-его-номер?» На ее немой вопрос пожала плечами и закатила глаза, когда голос, одновременно красивый и ставший таким надоедливым, рассек звук утихающей музыки.
— Кажется, у тебя корсет развязался. Смотри, как бы твои прелести не увидел никто, — в его словах чувствовалась наглая улыбка. — Никто, кроме меня.
Я совсем забыла, что недавно ослабляла корсет и возилась с ленточками на спине. Вот черт. Остановившись, словно показывая шоу, медленно и демонстративно затянула их, затем с огромным усилием завязала в бантик. Сейчас мою грудь сдавливало как никогда раньше. Я быстрей мечтала оказаться дома и переодеться в свою любимую свободную пижаму с мишками (да, она мне сильно нравилась, потому что ее мне подарили родители два с половиной года назад на рождество, которое мне запомнилось больше всего из-за праздничной атмосферы, хорошего настроения и, конечно же, из-за них самих; в то время наша семья не переживала никакой утраты, и все были счастливы).
Я вылетела из «Мо», прежде чем Карен остановила меня, больно вцепившись в руку. В ее карих глазах читалось непонимание.
— Куда ты собралась?
— Разве это не очевидно? Домой.
Я увильнула от ее хватки и, поправляя корсет, двинулась дальше, не представляя, как столько кварталов буду ковылять пешком, тем более в достаточно темное время суток. Собравшиеся в кучку неподалеку парни присвистнули мне, когда прошла мимо. Теперь я ощутила себя еще более глупо, чем раньше. Лучше бы оставила те ленточки в покое — затянув их, только выставила на обозрение свой бюст, который и без того вываливался за пределы жесткого материала. Сейчас я жалела об одном — что отдала подруге болеро.
— Стой, Скай! — Карен встала на моем пути, чем заставила меня прекратить двигаться дальше. — Я не понимаю причины. Зачем тебе понадобилось домой именно тогда, когда я наткнулась на одного «Забвенца» спустя несколько минут бесполезных поисков других?
Я могла бы истолковать ей все причины, почему захотела выйти из клуба и больше никогда не возвращаться в него, но ограничилась лишь одной из них и, пожалуй, самой объясняющей.
— Мне там не понравилось.
Что слабовато сказано.
— А как же музыка «Сладкого забвения»? Как же парни из этой группы?
Я выдохнула.
— Я услышала только одну песню и почти никого из них не видела.
— Не ври. Сам Габриель Эйнсфорд говорил с тобой! С тобой, слышишь? — она произносила эти слова так, словно считала меня слабоумной. — Я не знаю, как случилось то, что он заговорил с тобой, но ты должна мне все рассказать, а иначе будешь завтра смотреть со мной «Ходячих».
Сейчас меня не пугала ее угроза. Мне было как-то все равно. Да и что ей рассказывать? Как парень, укладывающий волосы с помощью фена, спас меня от смерти и дал прозвище — Монашка из-за наличия на моей шее крестика?