Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
мирное постановление, только пусть бы великий государь, мило-
сердуя о нас, стародавних своих подданных, освободил нас, всех
людей греческого закона, от иноверцев, и дедичную свою отчину, преславный город Киев, где почивают чудотворные мощи, никогда
не отдавал бы в королевскую сторону. Мы же на всяком “месте
готовы против неприятеля стоять и головы складывать за великого
государя и его наследников!”
Гетман сообщил словесно царскому посланцу о тогдашних
обстоятельствах.
<Дорошенка, -
с королем, - посылают ему подарки, обещают все,- чего он
захочет! Это все того ради, что когда бы Дорошенко с ними
соединился, так онм тотчас пошли бы на сю сторону войною. Только
Дорошенко никогда не сойдется с ляхами и не отстанет от тур-
ского царя, - на нас же войною не нападет. Он беспрестанно
ко мне присылает и клянется, что с нами ссориться не станет: 202
ни сам не перейдет войною на сю сторону, ни других воевать
против нас не пустит. Из орды, что при нем, кое-какие вздумали
было переходить через Днепр и малороссийским жителям чинить
худое, так он, сделавши сыск, велел нагишом их бить плетьми, водя по таборам, и потом дал крепкий заказ, чтоб никто ни из
Козаков, ни из татар не смел к нам за Днепр переезжать и чинить
обиды>. ***
Гетман давал совет государю присоединить к себе Гомель, -
иначе будет малороссиянам утеснение. <Если,.
– говорил он, -
не состоится мир между Россиею и Польшею, так ляхи в Гомель
насадят своих людей, и тогда проезда не будет до Киева, до Остра, до Нежина и до Чернигова. Из Гомеля вышли жители и живут
теперь в слободах; пусть бы великий государь указал взять Гомель
и воротить в него этих жителей, так они будут ляхов к нам не
пропускать. Теперь в Гомеле остается всего душ со сто и те
беспрестанно просят, чтоб их царь велел, вместе с Гомелем, принять
под свою державу>.
Поживши несколько дней в Батурине, Танеев разговорился с
начальником стрельцов, находившихся постоянно при гетманской
особе, Григорием Нееловым, и тот сообщил такие сведения о
Демьяне Игнатовиче:
<Ужасно он мятется, услыхавши, будто царь хочет его
переменить и назначить гетманом Солонину. Намедни приехал к нему
нежинский протопоп; гетман стал ему говорить насчет Солонины, а протопоп сказал: <не верь таким слухам; царь тебя жалует и
не переменит!> Не понравилось это гетману и сказал он
протопопу: <ты заодно с москалями торгуешь мною>. Слово за слово, дошло у них до того, что гетман разбранил протопопа и
похвалялся саблей голову у него отсечь в светлице. Протопоп мне сказал
об этом втайне в церкви, а при гетмане
велел, чтоб какого дурна от тех слов не учинилось. Гетман когда
не пьян, тогда у него все рассмотрительно, а как напьется, так -
беда: приступа к нему нет! Все старшины взгляда-его боятся, говорить о делах с ним не смеют; непомерно жесток! Как услыхал, будто государь гетманом хочет наставить Солонину, так пил
непомерно и сердит был многое время: меня к себе не призывал и
не говорил со мною; а со старшиною, - как только что не по
нем, тотчас за саблю! Дмитрашку Райчу порубил саблею у себя
в светлице, и тот от ран болен теперь; судью Ивана Домонтовича
пьяный бил по щекам и пинками и саблею хотел изрубить, только
я отнял у него саблю и рубить не дал; он меня за то бранил и
называл москалем. Константина Солонины брата, Якова, наказного киевского полковника, приказал привезти к себе в Батурин
и посадить скованного за караулом; жену Константина Солонины
приказал привезти в Батурин. Доложили ему, что козелецкие ко-
203
заки говорили, будто царь хочет Солонину гетманом поставить, Демьян велел тех Козаков сыскать и посадить в тюрьму. А в
Нежине полковник Гвинтовка - большой его приятель; когда
воевода Ржевский звал его к обеду, полковник не пошел и сказал: <как с вами можно хлеб-соль вести, коли вы поступаете
непостоянно? вон, изволит государь, вместо Демьяна, Солонину гетманом
поставить и нас, старшину, переменить!> А как приехал из
Москвы Игнат Кальницкий и рассказал, какая Солонине в Москве
милость, так Демьян велел Якова из-под караула освободить. Рос-
лавченка, стародуб.ского полковника, посадил гетман в тюрьму в
Батурине, никто не знает за что, а вместо него полковником в
Стародубе поставил Шумейку. Никто не смеет спросить у него
об этом. С Дорошенком ссылается беспрестанно тайно, на
банкетах за его здоровье пьет и меня заставляет пить. <Хорошо бы, говорит, кабы Дорошенка изволил великий государь принять под
свою высокую руку: Дорошенко оставался1 бы гетманом на той
стороне, а я - на сей, и пребывали бы мы в смирении и тишине>.
Писал к нему Дорошенко, будто от польского посла перед
рождественским праздником слыхал, что царь помирился с королем
и Киев уступил. Тогда Демьян говорил: если подлинно так, так
мы -покинем жен своих и детей и все пойдем головами своими
против поляков, не отдадим Киева и Печерского монастыря; у
короля в подданстве нам не быть никогда!> Беспрестанно пьян, и коли так будет вести себя, то я опасаюсь всякого дурна; ключи