Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
своем же возбудительном универсале выливал, так сказать, ушат
холодной воды на стремление народа к той же московской стороне, выставляя великороссийских ратных людей такими пособниками, с которыми нежелательно долгое сожительство.
После такого универсала Бруховецкий переправился через
Днепр у Сокирной1 и отправил лубенского полковника Гамалея
на Черкасы. Лубенцы сожгли этот город, державшийся польской
стороны; то же стали испытывать и другие соседние
селения, покорившиеся польской власти более из страха, чем из
расположения. Крепче всех держался польской стороны Чигирин, где находился Тетеря. Были там такие, что присылали тайно к
Бруховецкому и просили избавить их от Тетери, но были и такие, что посылали к Чарнецкому просить выручить их от гетмана
московской стороны.
Бруховецкий, ставши в Сокирной, послал к воеводе Чаадаеву в
Киев просить присылки ратных царских людей и пушек.
Отправлен был по берегу Днепра из Киева начальник артиллерии, иноземец Страсбух. Но не успел этот Страсбух дойти до Бруховецкого: на пути, под деревнею Копысники, встретил его коронный
хорунжий Ян Собеский с польским войском и разбил государевых
ратных людей. Страсбух, как пишут поляки, первый убежал с боя, подавши другим постыдный пример. Победители овладели
орудиями и другими запасами; тогда поймали они шедших с великорос-
сиянами козацких предводителей - и, между ними, того самого ко-
нотопского сотника Нужного, который во время похода короля к
Глухову так ловко в Новом-Млине отнял у канцлера Пражмовского
драгоценности королевского буфета. Поляки судили козацких
предводителей как изменников своего короля, и Нужного приговорили
военным судом повесить, но он сам упросил, чтоб его посадили на
кол. <Такою смертью мий батько помер>, говорил он. ‘Разбивши
Страсбуха, Собеский не пошел далее на Бруховецкого, потому что, как думали поляки, к нему беспрестанно прибывали толпами новые
силы с левого берега, и размер их был полякам неизвестен.
Бруховецкий, не дождавшись Страсбуха, оставил Сокирну и
направился к Чигарину, решившись попытаться расправиться с
этим городом, прежде чем явится Чарнецкий. Этот польский
полководец, расставивши войско свое в Паволочи2 и Корсуне, поручил
1 Ныне деревня и пристань на Днепре. Черкасского уезда, Киевской
губернии.
2 Местечко Сквирского уезда, Киевской губернии, при реке Раставице.
34
начальство свое Собескому и Маховскому, послал несколько хо-
ругвей в Чигирин для защиты от Бруховецкого, а сам с
тринадцатью человеками отправился в Крым убеждать хана поскорее
прибыть
хана не застал он в Крыму: по повелению своего падишаха, хан
в Угорской земле воевал против цесарцев. Поэтому Чарнецкий из
Крыма отправился к буджакской орде, где его приняли ласково.
Два салтана, Салам-Гирей и Салет.-Гирей, вызвались идти на
помощь к полякам: по одним известиям, с ними было до 20.000
татар, по другим - только до 5.000.
Когда Чарнецкий, заручившись татарскою помощью против
непокорного русского народа, возвращался в Украину, Маховский
с восемью хоругвями выступил в Городище1встречать Чарнецкого.
Городищане, показывая наружно покорность королю, тайно
снеслись с Серком; тот явился нежданно ночью, но должен был
отступить, потому что и полякам нежданно явилась помощь от
проходившего случайно “мимо Городища польского отряда. Через день
после того явился Чарнецкий с татарами.
Много надежд полагали поляки на приведенных татар; чтоб
им польстить, Чарнецкий заранее дал им дозволение забирать в
полон жителей всех тех городов, которые станут сопротивляться
полякам, и татары тотчас же стали расходиться загонами, разорять поселения и загонять жителей в полон. Но в то же время
Чарнецкий показывал и миролюбивые способы к усмирению
народа: написал универсал ко всему украинскому поспольству, обещал именем короля пощаду всем тем, которые покорятся Польше
и отстанут от сообщества с мятежниками; в случае упорства -
грозил огнем, мечом и татарским пленом. Эта снисходительность, по замечанию польского историка, показана была только для того, чтобы впоследствии оправдать суровое обращение с русскими; Чарнецкий, как и все польские паны, хорошо знал, что между
русином и поляком доверие стало невозможно: легче вода с огнем
сойдется, чем упорное козацкое сердце склонится к покорности; козак присягает только для того, чтобы теАм удобнее обмануть
поляка; козак дает поляку руку, обещает дружбу и неожиданно из
друга делается врагом. Так рассуждали тогда прляки.
В это время Чарнецкий обратил внимание на духовенство.
Гетман. Тетеря, незадолго перед тем просивший короля об
утверждении в сане митрополита Иосифа Тукальского, выбранного в
этот сан, дознавшись, что королю такой вьбор не совсем нравится, называл теперь в своих письмах Тукальского главным затейником
и хвастал, будто сам прежде провидел’пророческим духом
лукавство этого человека. По таким наговорам Чарнецкий пригласил в