Руина, Мазепа, Мазепинцы

Костомаров Николай Иванович

край, но по пути <наделали не мало бед малороссийским людям>.

На другой день после того гетману доставлено было письмо от

крымского хана. Называя Самойловича Иваном-Поповичем, гетманом

заднепровским, Мурад уверял “в расположении к козакам и убеждал

гетмана отступить от Москвы, но при этом давал слово не побуждать

его через то в подданство турецкому падишаху.

Такое же письмо от хана прислано было ко всем старшинам

собирательно. Эти письма не

имели никакого успеха и на них не

отвечали. Но зато многие козаки не расположены были долее драться

и самовольно уходили за Днепр. Это заставило гетмана учредить

сторожу, чтобы не пропускали беглецов, а несколько человек, пы-

343

тавшихся переплыть Днепр, поймали и отстегали плетьми.

Неприятели, после неудачных попыток склонить на свою сторону Козаков, продолжали напирать на русские обозы и палили из пушек, доходило дело до того, что сражались не только оружием, но вступали и

в рукопашку; под самим визирем убито две лошади; очень хотелось

неприятелям разгромить русские обозы или припереть их к Днепру, но русские, особенно козаки, держались стойко, сделали две ночных

вылазки, убили и взяли в плен многих турок, хотя и турки принесли

в свой обоз 90 русских голов. Так прошло время до 10-го августа.

Наконец визирь, видя, что не удается овладеть русскими таборами, а своих воинов пропадает не мало, в ночь с 19-го на 20-е августа со

всем своим полчищем отступил к Чигирину, а князь Ромодановский

и гетман Самойлович со своими войсками переправились через

Днепр уже без всякого препятствия от неприятеля.

Неудачный поход Ромодановского в свое время подал повод к

толкам. Говорили, что турки подкупили его, что русский боярин

продал им Чигирин и нарочно вел дело так, что они могли им

овладеть. В малороссийском и великороссийском войсках ходили

такие толки: в неволе у бусурман был сын князя Ромодановского

Андрей, взятый в плен Суховеенком в 1668 году; визирь турецкий

заранее послал к Ромодановскому тайно сказать: если московский

полководец допустит визиря взять Чигирин, то визирь отпустит

сына его Андрея на волю; если же не допустит, то к боярину пришлют

голову его сына, набитую сеном. Ромодановский, ради спасения

жизни своего сына, вел дела так, чтобы все сталось по желанию

визиря. В турецких областях говорили, что туркам пришлось бы

пропасть под Чигирином, если б их неприятель Ромодановский

действовал иначе; гетман же должен был потакать боярину, как

царскому наместнику, против собственной воли; когда ж бы

делалось так, как гетману хотелось, то ни один человек не ушел бы

целым из турецкого войска. О таких толках извещал Самойловича

Куиицкий.

Самойлович, передавая о том в Приказ прибавлял от

себя, что это басни ложные. Гетман был расположен к Рохмоданов-

скому и когда узнал, что московское правительство намеревается

заменить его другим лицом в команде над царским войском в

Малороссии, то в письмах своих, посылаемых в Приказ, изъявлял

сожаление и прибавлял, что желает, дабы всякий другой, кто будет

на месте Ромодановского, пребывал с гетманом в таком совете и

дружбе как Ромодановский.

В какой степени был виновен Ромодановский - решить трудно

при недостатке материалов, которые пролили бы свет-на тайные

события того времени; но несомненно, что Ромодановский имел

возможность и перед правительством, и перед потомством совершенно

отклонить от себя упреки в потере Чигирина: еще прежде, чем он

с войском достиг до этого города, у него был уже царский указ -

344

покинуть оборону Чигирина и предать его истреблению, если

окажется слишком трудным его удерживать. Таким образом, Ромода-

новский поступил сообразно царскому указу; должно думать, что, сообразно тому же указу, он1 заводил или по крайней мере пытался

заводить с визирем сношения о мире. В делах мы не нашли о том

донесения; во всяком случае это вероятно, потому что в царском

указе ему повелевалось разорить Чигирин и попытаться завести с

турками сношения о мире; если половина указа была им

исполнена, то нельзя предполагать, чтобы другая оставалась без

исполнения, тем более, что условия, которые велено было предложить тогда

туркам об оставлении впусте правобережной Украины, действительно состоялись по договору, заключенному двумя годами позже, а потому есть основание думать, что они тогда были сообщены

туркам. В Москве, однако, после чигиринской катастрофы, как

кажется, не признавали Ромодановскаго способным вести далее дело

обороны Малороссийского края, и он уже более не показывался в

Малороссию. Малороссияне сильно соболезновали о разорении

Чигирина и припсывали это бедствие <незычливости и нерадивости

принципала>. Серко написал Самойловичу чрезвычайно резкое и

едкое письмо, обвинял его в потачке Ромодановскому, уже наверное

считаемому им изменником. Что малороссияне могли заблуждаться

на счет Ромодановского - это было естественно, когда повеление

истребить ‘Чигирин и завести сношения с турками дано было ему

секретно, с оговором, чтобы не произошло ропота в народе и, следовательно, осталось неведомым для малороссиян.