Руины (Развалины Кентаклана)
Шрифт:
— А они точно съедобные?
Агилар утвердительно затряс головой:
— Это местный деликатес, он использовался во многих традиционных блюдах майя.
Рубикон взял один гриб, поднес к огню, прищурился и нацепил на нос очки.
— Да, когда-то мне приходилось их есть. Очень вкусные.
Он насадил гриб на ветку и стал обжаривать в пламени со всех сторон.
— Хорошо еще, что он не принес нам личинок жуков, — сказал Малдер, отмахиваясь от назойливых москитов.
— Ах да, жуки! — воскликнул Агилар, хлопнув себя по бедрам. — Я могу найти жуков, есть очень много
— Спасибо, не надо, — поспешила отказаться Скалли.
— Немного отличается от вчерашнего ужина, — сказал Малдер.
Их окружала гнетущая тишина. Потрескивающий костер был маленьким островком тепла и света на обширной площади Кситаклана В других обстоятельствах Малдер предложил бы спеть хором «Плыви, моя лодка, плыви», но не здесь и не сейчас.
Вокруг бесшумно сновали летучие мыши, хватая на лету насекомых и издавая едва уловимый для человеческого уха писк. Большие ночные мотыльки чертили в воздухе изящные, бледно вспыхивающие в темноте спирали. В зарослях кустарника, окружающих площадь, порою сверкали глаза хищников, отражающие огонь костра.
Скалли сняла с ветки дымящийся гриб, внимательно осмотрела его и положила в рот. Медленно прожевывая, чтобы хорошенько ощутить вкус, она закрыла глаза, как вдруг, у самого ее лица, летучая мышь схватила крупного мотылька и мгновенно исчезла в ночной темноте. Скалли запоздало вздрогнула от неожиданности.
Малдер вспомнил об индейцах, убежавших при первых признаках землетрясения и до сих пор не решавшихся подойти ближе к руинам, но когда он заговорил об этом, Агилар презрительно фыркнул:
— Все они суеверные трусы. Их уважение старой религии перевешивает здравый смысл. Они убеждены в том, что здесь все еще обитают призраки их предков, ублажавших богов жертвами, не говоря уже о тенях самих древних богов.
Рубикон пристально вглядывался в темноту, слушая жужжание насекомых, выкрики ночных птиц, крадущиеся шаги хищников. На его худом лице застыло выражение сосредоточенности. Малдер понимал, что старый археолог думает о своей дочери, затерянной и одинокой в глухих
джунглях, кишащих грозными хищниками, ядовитыми змеями… или опасными искателями сокровищ.
Малдер поднял голову, прислушиваясь, ему показалось, что какое-то крупное существо пробирается по лесу, он увидел, как зашевелились плотные заросли папоротника. Остальные, казалось, ничего не заметили.
— Не так уж сильно все здесь изменилось в течение века, — сказал Рубикон, далеко уносясь в своих размышлениях. — Когда я думаю о Кассандре и ее экспедиции, то невольно вспоминаю первых любителей-археологов в этих краях. Они страдали от тех же трудностей, с которыми, вероятно, придется столкнуться и нам.
Рубикон насадил на нос очки. Час вечерней сказки, подумал Малдер.
— Первыми белыми людьми, приехавшими исследовать руины, были Стефенс и Казервуд, опытные путешественники, уверенные, что смогут добраться до любого места в любом диком краю.
В старинных фолиантах они отыскали упоминания о великих городах, затерянных в тропических джунглях, гм, «разрушенных и забытых,
Стефенс и Казервуд отправились в тропические леса на территории Гондураса в тысяча восемьсот тридцать девятом году. Спустя много дней труднейшего пути по непроходимым джунглям они наконец достигли руин Копана, где увидели покрытые растительностью разрушенные постройки, каменные лестницы. Стефенс и Казервуд ничего не знали об истории майя, а когда спрашивали у местных индейцев, кто построил город, те только пожимали плечами.
Позже они не раз возвращались в Центральную Америку, посетили десятки разрушенных городов. Вместе опубликовали захватывающий отчет о своих приключениях. Стефенс очень выразительно все описывал, а Казервуд иллюстрировал его рассказы великолепными рисунками. Их книги вызвали острый интерес к археологии, гм, не знаю, к лучшему ли.
Но далось им все это нелегко, особенно Казервуду. Казалось, над ним тяготело проклятие. Он заболел малярией и жестоко страдал от перемежающейся лихорадки. От укуса какого-то насекомого его нога так распухла, что он не мог ходить. Левая рука была почти парализована, Индейцы вынесли его из леса на своих плечах.
Однако он выздоровел и вернулся в Нью-Йорк, где устроил несколько выставок своих картин. Одна из самых значительных экспозиций, где были представлены картины Казервуда и интереснейшие произведения искусства, привезенные ими из страны майя, была уничтожена пожаром.
Скалли сочувственно покачала головой:
— Какая потеря!
Рубикон продолжил, пристально v глядя на огонь:
— Спустя несколько лет Казервуд возвращался в Штаты из очередной экспедиции, его корабль столкнулся с другим, и он утонул в море. Невезение или проклятие майя — можно утверждать по-разному.
Агилар чем-то громко хрустел, сидя на корточках. Малдер мельком увидел цепкие черные лапки, когда гид бросил себе в рот очередной кусочек.
— Интересная история, сеньор, — пробормотал Агилар с полным ртом. — Но, видно, проклятие было не таким уж сильным, если не остановило поток белых людей — таких же любителей приключений, как вы, а?
— Или как моя дочь, — добавил Рубикон. Скалли встала, разминая колени, и отряхнула брюки.
— Ну, пожалуй, пора ложиться и попробовать заснуть, — сказала она. — А то с минуты на минуту вы начнете рассказывать о каких-нибудь привидениях, так что от страха уже глаз не сомкнешь.
— Неплохая идея, — отозвался Рубикон. — Лучше подняться на рассвете и приступить к тщательным поискам следов моей дочери.
— Думаю, на следующий вечер, чтобы хорошо спалось, нам стоит припасти какую-нибудь счастливую историю любви, — сухо сказал Малдер.
Малдер проснулся глубокой ночью от громкого треска веток и странного шуршания, как будто кто-то передвигался ползком. Все ближе и ближе. Он протер глаза и сел, внимательно прислушиваясь.
Снаружи доносились хорошо различимые в тишине звуки. Кто-то осторожно пробирался через площадь, может быть, крупный хищник в поисках легкой добычи. Тонкий брезентовый полог палатки показался ненадежной защитой.