Рука Джотто
Шрифт:
Через сорок пять минут Аргайл решил, что Флавия должна узнать всю правду. Он не может, находясь в здравом рассудке, утаить ее от нее. Это будет очень неприятно, но не смертельно, если Флавия успеет поговорить с Боттандо до того, как он отправится на встречу в министерстве.
— О, Джонатан, это было ужасно, — запричитала Флавия в телефонную трубку. Он даже не успел сказать «здравствуй».
— А разве все уже закончилось? Ты же говорила: встреча в четыре?
— Ее перенесли.
— О Господи! И он все им
— А почему у него должны были возникнуть сомнения?
В течение долгой паузы Аргайл пытался переварить это сообщение.
— Так ты что, ничего не сказала ему? — Потрясенный до глубины души, Аргайл пошатнулся. — Он выдал им всю эту историю, ничего не зная о том, что это полная фикция?
— У меня не было времени, — попыталась оправдаться Флавия. — Я же говорю: встречу перенесли. К тому же я была уверена, что он в любом случае откажется от этой идеи. Весь ужас в том, что рассказывать о Форстере не было никакой необходимости. Он и так разбил Аргана в пух и прах. Он сумел доказать, что его зять занимался скупкой и перепродажей краденого и грабил места археологических раскопок. И вся эта чушь про Форстера, которую мы с тобой состряпали, была совершенно не нужна. И зачем только я тебя послушала!
— Ну, знаешь, — теперь уже оправдывался Аргайл, — я тебя не заставлял.
— Да знаю. Прости. Ну ладно, все вроде бы обошлось, и слава Богу.
— Конечно. Ведь тебе действительно удалось вернуть кое-какие картины. А для вашего управления это самое важное.
— Теоретически — да. И возможно, мы поступили правильно. Вероника все равно уже умерла, а до Уинтертона нам в любом случае не добраться. По большому счету нельзя сказать, что мы оставили преступника безнаказанным.
Наступила долгая пауза. У Аргайла кругом шла голова.
— О, ладно, хорошо. Но вдруг… вдруг правда когда-нибудь просочится?
— Каким образом? Возвращение картин поручено мне, владельцы картин тоже не станут распространяться, это не в их интересах. Уинтертон и Мэри тоже будут молчать, если у них есть хоть капля здравого смысла.
— А как насчет других картин?
— Каких других?
— Тех, что есть в списке Боттандо, но нет в списке Уинтертона? Как быть с ними? Например, с Веласкесом?
— Ох! Но Боттандо тоже ведь может ошибиться. Я не думаю, что Вероника могла похитить Веласкеса. В конце концов, это только предположение Боттандо.
— А, ну тогда ладно.
— Когда ты возвращаешься?
— Через несколько часов поеду в Лондон. Мне нужно здесь еще кое-что прояснить.
— Хорошо, не задерживайся. Боттандо обещал сводить нас куда-нибудь отпраздновать победу.
К тому времени как он убрал комнату, упаковал вещи и приготовился к отъезду, он решил, что лишь один человек может дать
Он нашел ее в гостиной — в единственной комнате, по ее словам, приспособленной для жизни в этом проклятом доме. Мэри свернулась калачиком в огромном викторианском кресле и читала книгу.
— Джонатан, дорогой, — сказала она, подняв к нему улыбающееся лицо и снимая очки. — Ты собираешься покинуть меня?
— Да, пора уже.
— Что-то не так, милый? У тебя ужасно встревоженный вид.
— У меня проблема. Я тут подумал…
— Ты хочешь спросить у меня совета? Как лестно. Конечно. Выкладывай, что у тебя. Правда, не могу гарантировать, что буду полезна, — еще не пришла в себя после вчерашнего. Слишком много волнений.
Такая же милая, как всегда, но на этот раз Аргайл не мог ответить ей с той же теплотой. Его одолевали тяжелые предчувствия.
— Есть некоторые странности, — сказал он, — я не могу состыковать кое-какие факты.
— Дорогой, ты можешь посвятить меня в свои секреты? Расскажи.
Аргайл невольно улыбнулся. Она не может не нравиться. И оттого еще труднее начать.
— О, да, я полагаю, вы именно тот человек, кому следует все рассказать. Возможно, единственный.
— Ты очарователен. Я сгораю от нетерпения. Но что бы ты ни сказал, я думаю, лучше сделать это в компании бутылочки джина. Надеюсь, твои проблемы не превратили тебя в трезвенника.
Аргайл кивком выразил свое согласие, и Мэри наполнила два больших высоких стакана. Затем ему пришлось подождать, пока она сходит на кухню и принесет лед и лимон.
— Ну, — она снова уселась в кресло, вся — внимание, — поговорим о странностях. Это из-за них ты так огорчен?
Он сделал большой глоток джина.
— Да. Потому что они свидетельствуют о том, что вы не сказали всей правды, — произнес он скорее извиняющимся, чем обвиняющим тоном.
Наступила долгая пауза. Мэри озабоченно изучала его лицо.
— Но ты знал это, — сказала она немного погодя.
— После вчерашнего разговора мы с Флавией преисполнились сочувствия к вам и попытались сделать так, чтобы вам не пришлось отвечать за преступления вашей кузины, — продолжил Аргайл.
— Поверь, я искренне благодарна вам, — ответила Мэри. — Хотя Флавии это было нужно не меньше, чем мне.
— Я тоже так думал. Но потом выяснил, что вы снова солгали.
— Боюсь, ты неправильно понял меня.
Он сердито покачал головой:
— Нет, я вас правильно понял. И все это случилось по моей вине.
— Объяснись.
— Вы нравились мне, поэтому на многие вещи я не обращал внимания. А Флавия слишком торопилась и позволила мне уговорить себя. А ведь она не хотела соглашаться — видно, инстинкт ей подсказывал, что я не прав. Я так виноват перед ней.