Рука герцога
Шрифт:
Бельк сильно стукнул лежащего колдуна в челюсть.
Дикарь мешком повалился на земляной пол.
Бельк перевернул потерявшего сознание пленного на живот и завел ему руки за спину.
– Заткнись, немедленно!
– заорал герцог и вопль Ханса резко оборвался, словно дурачка окунули в бочку с водой.
Разлетелся полог шатра и внутрь вбежали двое караульных с мечами наголо.
– Ненавижу магию!
– зло каркнул Гетц и пнул мертвое тело дикаря, которому его выполненный в виде железной руки протез, проломил висок.
– Что это сейчас
Караульные стояли в недоумении, чуть опустив мечи. Они, верно, приняли вопрос своего господина не за риторический, и теперь пытались сообразить как на него отвечать.
– Вероятно, ваша милость, колдун отвел глаза и проник в ваш шатер, - ответил Мерино, у которого ощутимо подрагивали руки и от этого никак не получалось убрать в ножны свой тесак. Когда в очередной раз эта попытка провалилась, он, мысленно сплюнул и просто опустил руку с оружием.
При слове "колдун" караульные сделали маленький шажок назад и сотворили охраняющие от зла знаки.
– Это я понял!
– рыкнул фон Вольфсбург, понемногу успокаиваясь.
– Ждали, пока я останусь один, после чего прирезали бы, как хряка! Демоны, мать их! Вышли наружу! Никого не пускать и не трепаться!
Последняя фраза герцога относилась к караульным, которые, как заметил Мерино, приказ выполнили с удовольствием. Когда полог за ними опустился, Гетц спросил тоном значительно менее громким.
– А почему мы их увидели?
Ответил Бельк, закончивший вязать колдуна его и своим поясом. Сделал он это с каким-то знанием дела, отдельно связав кисти и локти пленника.
– Бодхар.
– сказал он, выпрямляясь.
– Кто-то из нас тут - бодхар. Скорее всего - он.
И палец северянина указал на стоящего столбом и до сих пор прижимающего ладони к испуганному лицу Ханса. Мерино мысленно перевел слово со скафильского и согласно кивнул. Случившееся можно было объяснить только так.
– Какой, к хренам, еще бодхар!
– герцог бросил взгляд на своего брата, мотнул головой, будто отгоняя какую то мысль и шагнул к нему. Осторожно обнял его за плечи, привлек к нагруднику и заговорил тихо и успокаивающе: - Тихо, тихо, братик! Тихо, малыш! Все хорошо! Плохих людей победили! Никто тебя не обидит. Я здесь.
Успокаивающее сюсюкание в исполнении закованного в железо герцога и здоровенного его брата выглядело настолько дико, что Мерино не сразу нашел слова для пояснения сказанного северянином.
– Мой напарник, наверное, имел ввиду блокатора магии. Магусы их еще называют обструкторами. Помните, у церковников были когда-то давно такие артефакты, которые блокировали магию северян?
– Что-то такое слышал, - ответил фон Волфсбург.
– Но так-то каменюки с меня весом. Ханс тут каким боком?
– Очень редко встречаются такие люди.
– Бельк, на всякий случай, проверил пульс у убитого дикаря.
– У нас на островах их очень берегут. Не в каждое поколение рождаются. И все - такие.
Он вновь указал на Ханса.
– Умом скорбные?
– уточнил герцог.
– Ага.
– Вот ведь...
И
Замок фон Угеля сдался наутро, когда герцог лично поговорил, точнее поперекрикивался с защитниками стен. Решение открыть ворота объяснилось просто: хозяина замка и вправду уже не было в живых, а заправлял в замке седобородый колдун. Запугав матерых воинов своим колдовствм, он заставил их служить своим целям. Когда же фон Вольфсбург показал защитникам замка связанного колдуна, находящегося под стражей и парочки воинов рядом с которым гордо крутился Ханс Троттель, они восприняли владетеля Тайлти своим избавителем.
Последнего, пятого, смуглокожего слугу колдуна, обнаружили в подвале замке. Дикарь был мертв уже триду. В плече у него была огромная рана от мушкетной пули, с которой он как-то сумел бежать после нападения на замок Вольфсбург той ночью. Но жить с ней не смог. Получалось, что колдун сперва предпочитал действовать руками своих слуг, а когда они закончились, решил сам убить герцога.
Барон фон Угель и его люди лежали здесь же и столь же давно. Все они были заколоты и уже изрядно пованивали. Фон Вольфсбург приказалпохоронить своего недавнего соперника.
В покоях покойного барона фон Угеля обнаружился и артефакт из-за которого и началась вся эта история. Золотая рука, выполненная с удивительным мастерством, отличалась от настоящей лишь цветом и блеском металла. Фон Вольфсбург, в первый момент, когда дознаватели продемонстрировали ему находку, приказал колдовской протез уничтожить. Но Мерино, которого терзало любопытство, попросил его примерить руку. Продемонстрировать, так сказать, как это происходит. Что бы самому убедиться в том, что рассказывал герцог. Нехотя, тот согласился.
К их удивлению, несмотря на присутствие здесь же Ханса Троттеля, которого Гетц от себя теперь просто не отпускал, золотая рука ожила и с помощью каких-то струн и нитей соединилась с культей. Что породило длительные дебаты. Ведь предполагалось, что в присутствии обструктора магия действовать не могла. А она, глядите-ка, - действует!
Что приводило к двум возможным выводам: либо Ханс не блокирует магию, либо рука к магии не имеет никакого отношения. Ни к чему в результате споров и размышлений они так и не пришли. Да и не могли прийти, ведь для сколько-нибудь убедительного вывода нужны были те, кто в этом понимает. Например служащие Серебрянного приказа или магусы из келлиарской академии.
Безмерно благодарный за помощь в решении его проблемы, тайлтийский герцог все же напомнил дознавателям о необходимости держать язык за зубами. И подарил трех прекрасных жеребцов им в дорогу, которых, к слову сам только сегодня приобрел как трофеи вместе с замком покойного барона фон Угеля.
Ханс Троттель на прощание обнял почти не сопротивляющихся дознавателей и просил заезжать в гости. Исполненный гордости за внезапно обнаруженный в нем дар, он пообещал, что будет охранять брата от всякого колдовства.