Рука Москвы
Шрифт:
— А как обстоят дела в Латвии и Литве?
В Литве довольно спокойно. Там всего двадцать процентов русскоязычного населения. В Латвии хуже. Там идут очень неприятные для нас процессы, готовятся суды над советскими партизанами. Русскоязычных в Латвии — почти половина населения. А в самой Риге латыши вообще в меньшинстве.
— А сколько русских в Эстонии?
— Около сорока процентов.
— Что же это получается? — спросил я. — Чем больше русских в стране, тем острее там обстановка?
— Это естественно.
— Не понимаю. Чего же тут естественного?
— Чем больше русских,
— Какую угрозу могут представлять русские для эстонцев и латышей?
— Они боятся утратить свою независимость. Русскоязычное население требует равных прав. На этом и спекулируют националисты.
— Давайте пока оставим националистов в покое, — предложил я. — Сначала разберемся с русскими. После развала СССР они оказались за границей. У них был выбор. Или вернуться в Россию, или стать гражданами Эстонии. Массового исхода русских из Прибалтики, насколько я знаю, не было?
— И быть не могло. Кто же поедет в нищую Россию из бедной, но все-таки сравнительно благополучной Эстонии?
— Значит, они хотят жить здесь, в сравнительно благополучной Эстонии, а быть гражданами России?
— Они хотят быть гражданами Эстонии, но иметь равные права, — разъяснил секретарь, начиная терять терпение от бестолковости собеседника.
— Про какие права вы все время говорите? Право не учить язык страны, гражданином которой являешься? Право не уважать законы этой страны? Право считать эстонцев чухней?
— Вы сейчас рассуждаете как националист.
— Я начинаю их понимать. Мы что, намерены снова присоединить Прибалтику к России?
— Такой задачи Россия перед собой не ставит. Россия уважает суверенитет прибалтийских независимых государств.
— Тогда почему бы не сказать людям правду?
— В чем же, по-вашему, эта правда?
— В том, что Эстония не часть России. В том, что Эстония никогда не будет частью России. И Латвия. И Литва. Россия поможет тем, кто хочет вернуться. Но те, кто остался, должны усвоить очень простую вещь: что они граждане Эстонии, а не России. И они должны знать язык Эстонии, уважать ее традиции и законы. А чтобы связь с родиной не терялась, Россия будет посылать артистов, книги, фильмы, построит центры русской культуры. Ну, не знаю что еще. Будет присылать открытки с видами Кремля и новогодние поздравления деда Мороза с личной подписью президента.
— Хорошая идея, — усмехнулся секретарь.
— Рад, что вы ее оценили. Вместо этого вы тратите деньги российских налогоплательщиков на содержание агентуры, финансируете пророссийские партии и их печатные издания, направляете ноты протеста против торжественных похорон эсэсовца. При этом прекрасно зная, что этой нотой протеста гордые эстонцы подотрут задницу. Что гордые эстонцы и сделали. Не вижу никакой логики. Даже намека на логику. А что значил призыв московского мэра бойкотировать латышские продукты в знак протеста против дискриминации русскоязычного населения? — продолжал я с пылкостью доморощенного трибуна, который говорит не для того чтобы получить ответ, а для того, чтобы облегчить душу, изболевшую во дни сомнений и тягостных раздумий о судьбах своей родины. — Вы можете мне объяснить, зачем это было сделано?
— Вы сами
— И к чему это привело? Что, дискриминация прекратилась? Кому от этого бойкота стало лучше? Латышским крестьянам, которые затоварились со своей сметаной? Русским в Латвии? Латыши стали их после этого больше любить? Я вам скажу, кому от этого стало лучше. Только самому Юрию Михайловичу Лужкову. Он нажил на этом политический капитал, прирастил процентик к своему президентскому рейтингу. Ах, какой бесстрашный защитник наших! Какая дуся!
— Латыши не стали больше любить русских, — сухо заметил секретарь. — Но стали больше бояться. Это был для них хороший урок. Они поняли, что притеснения русскоязычного населения не останутся безнаказанными.
— Бояться? — переспросил я. — Вы хотите, чтобы латыши и эстонцы боялись русских? Это и есть цель нашей внешней политики? Теперь я начинаю понимать, почему из всех северных соседей России к нам лояльны только белые медведи в Арктике. Потому что в Арктике мало русских.
— Браво, господин Пастухов, браво, — проговорил секретарь и только что не поаплодировал. — Раньше все разбирались в искусстве. Теперь все разбираются в политике.
Он довольно демонстративно взглянул на часы, давая понять, что разговор его развлек, но ему пора возвращаться к делам. Так начальник комендантского патруля поднимается со скамейки, застегивает китель и надвигает на лоб форменную фуражку. И уже в непрошибаемой броне служебного достоинства поставил он последнюю точку:
— Мне симпатична ваша горячность, господин Пастухов. Да, симпатична. Но все-таки предоставьте проблемы внешней политики решать профессионалам.
И эта его высокомерная снисходительность окончательно меня достала.
— Вы уже нарешали, — сообщил я ему. — Всего. Выше крыши. В Эстонии торжественно хоронят фашиста, а в Латвии собираются судить советских партизан. А если в Литве тихо, то только потому, что русских там всего двадцать процентов. Вот что вы нарешали!
Этого начальник комендантского патруля стерпеть не мог.
— Да кто вы такой, — начал он, наливаясь праведным начальственным гневом.
— Кто я такой? — перебил я. — Скажу. Я — налогоплательщик. Это я вас содержу. И вас, и вашего посла, и все ваше долбанное министерство иностранных дел. И я хочу, чтобы за мои бабки вы работали, а не… валяли. Я хочу, чтобы в Эстонии меня уважали, а не боялись. Извините за выражение, господин секретарь, но оно адекватно отражает переполняющие меня чувства. У вас есть ко мне еще вопросы?
— Никаких вопросов к вам у меня и не было. Мне было поручено довести до вас приказ генерала Голубкова. Я это сделал.
— Не хотите спросить, как мы намерены этот приказ выполнить?
— Нет, господин Пастухов. Это меня не интересует.
— В таком случае разрешите откланяться.
— Не удерживаю. Более того. Надеюсь никогда больше вас не увидеть.
— Ах, господин секретарь, если бы вы знали, как я буду по вам скучать!
Сука.
А с чего я, собственно, так завелся?