Рука
Шрифт:
— Только дверь сорвало с сарая.
— В Крестхилле снесло целый дом. Прямо чудо, что никого при этом не убило…
Как раз в Крестхилле жила наша приходящая прислуга.
Хоть я и говорил и поступал как обычно, меня неотвязно преследовала мысль:
«Что думает Изабель? «
Насколько я ее знал, она не заговорит со мной об этом. Жизнь пойдет по привычному руслу. Время от времени я буду ощущать устремленный на меня взгляд, и, возможно, в нем так и останется изумление.
Повернув налево при въезде на нашу дорогу, я
Рэя нашли. Я поставил машину в гараж. Я был совершенно спокоен.
Никаких угрызений совести я не испытывал. Наоборот, чувствовал огромное облегчение.
Женщины поджидали меня возле начала спуска. Я взял обеих под руки, что не помешало нам, всем троим, поскользнуться и упасть, так что спасателям пришлось поднимать нас.
Волосы Рэя и лицо, на котором как бы застыла улыбка, все еще были припорошены снегом. Правая его нога была подогнута, и один из мужчин, стоявших возле, объяснил нам, что она сломана.
Я думал, как поведет себя Мона. Она не бросилась к телу. Может быть, это и было первым ее побуждением, потому что она сделала несколько шагов вперед. Потом остановилась и, содрогаясь, смотрела на труп. Изабель стояла справа от нее, я слева.
Мона придвинулась ко мне, явно ища моей поддержки. Тогда я обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Мужайтесь, Мона…
Жест мой был вполне естественным. Разве Мона не жена моего лучшего друга? Окружающие явно не увидели в этом ничего предосудительного. Тем более сама Мона, которая все крепче прижималась к мне.
Но я-то сам посмотрел на Изабель с вызовом.
Начинался новый этап, словно этим, с виду таким естественным и невинным жестом, я объявлял Изабель о своей независимости.
Она не подала никакого вида и, повернувшись, скрестив руки, уставилась на Рэя так, как смотрят, когда гроб опускается в могилу на кладбище.
— Перенесите его, пожалуйста, в дом.
Главный среди рабочих сделал шаг вперед:
— Лейтенант распорядился ничего не предпринимать до его приезда…
— Вы ему позвонили?
— Да. И получил инструкцию.
Мы не могли оставаться на холоде, пока лейтенант приедет из Ханаана.
— Идемте, Мона…
Я думал, что она станет возражать, но она дала увести себя, и мы вскарабкались по откосу, помогая друг другу. Я уже не обнимал ее за плечи, но я осмелился это сделать, это была победа.
— Наверное, он поскользнулся, — сказала она, когда мы поднимались наверх. Бедный Рэй…
Мы шли втроем, три темных силуэта на белоснежном фоне. Мне казалось, что это должно было выглядеть нелепо. Люди там, внизу, заводили машину, их, вероятно, ждала где-то такая же работа.
— Не приготовишь ли ты кофе, Изабель?
Мы прошли за ней на кухню, где она поставила воду на плиту. Изабель первая
— Что ты намерена предпринять, Мона?
— Не знаю…
— У него есть кроме тебя родные?
— Брат. Он советник посольства в Германии…
— Рэй тебе никогда ничего не говорил?
— О чем?
— О мерах, которые надлежит предпринять…
Вполне спокойно Изабель подыскивала и находила нужные слова:
— …если произойдет непредвиденный несчастный случай…
— Он никогда не говорил ни о чем подобном…
— Но ведь надо же что-то предпринимать, — продолжала Изабель, которая, как всегда, взваливала на себя самое неприятное. — Как ты думаешь, он составил завещание?
Когда Мона отрицательно покачала головой, я вступил в разговор, пояснив:
— Если бы Рэй вздумал составить завещание, он был обратился ко мне и оно хранилось бы в моей конторе…
— Ты не думаешь, Мона, что он предпочел бы кремацию?
— Не знаю…
Каждый из нас принес свою чашку кофе в гостиную, откуда мы увидели через окно прибытие полицейской машины, из которой вышли лейтенант и еще один человек в форме.
Меньше чем через десять минут лейтенант без сопровождающего появился у нас и, сняв фуражку, проговорил:
— Приношу вам свое соболезнование, мадам…
— Благодарю вас…
— Все именно так, как вы думали, господин Додд…
Он свернул к скале и соскользнул с нее, сломав во время падения ногу…
Когда же это я говорил ему нечто подобное? Что-то не помню. Мне показалось, что и он как-то иначе на меня смотрит.
— Я распоряжусь перевезти тело в похоронное бюро, а вы дайте соответствующие указания.
— Да… — пробормотала Мона, которая явно не понимала, чего от нее хотят.
— Где вы предполагаете его похоронить?
— Я не знаю…
Пришлось мне вмешаться:
— В Плезантвилле.
Это большое нью-йоркское кладбище.
— У него есть родственники?
— Брат, в Германии.
Все началось сначала. Произносились слова. Двигались губы. Но я не слушал слов. Я смотрел в глаза. Мне кажется, такая привычка была у меня всегда. Или, во всяком случае, я всегда побаивался чужого взгляда.
Хватало с меня взглядов Изабель. Их-то я хорошо знаю. С самого утра они выражают изумление.
А ведь это не помешало ей неусыпно наблюдать за лейтенантом. Она тут же заметила, что он время от времени поглядывает на меня. Его явно что-то смущало во всей этой истории.
Убежден, что если бы лейтенант попробовал напасть на меня, Изабель кинулась бы на защиту. Можно было подумать, что именно этого она ждет.
Что же касается Моны, то она всякий раз оглядывалась на меня, когда ей задавали какой-нибудь вопрос, как бы признавая во мне своего естественного покровителя. Это было настолько заметно, она проявляла такую полную свою зависимость, что Олсен подумал, должно быть, что между ней и мною существует интимная связь.