Рукав Персея
Шрифт:
Хотя мысли его переключились на Михаила, он всё ещё наслаждался триумфом. Сегодня Иван стал по-настоящему сильным! Ему всегда казалось, что есть что-то трудное в убийстве другого человека, и он боялся, что не справится с этой сложностью, не сумеет преодолеть некое сопротивление. Но сейчас Иван понимал
Иван закурил. Струйки дыма от сигареты взвивались над ним, постепенно растворяясь в воздухе. Расслабленной походкой победителя он пошёл в сторону входа в общежитие. Зашёл. Поднялся по лестнице столь узкой, что двум людям на ней было не разойтись, и ступил в фойе. Тот же диван, как всегда, стоял у выхода в коридор, ведущий в номера. Тот же столик, за которым Василич регистрировал въезжающих, соседствовал рядом. Работал тот же телевизор, приглушённо о чём-то бормоча. Самого Василича нигде не было. Иван посмотрел на часы, было глубоко за полночь. Из номеров раздавался привычный шум гульбы, брани и шабаша. Всё осталось прежним, привычным. Только сам Иван стал другим. Он вырос, поднялся, и ему представлялось, что все должны были это заметить.
Когда Иван вошёл в номер, его знакомые пили там дешёвый коньяк. Все уже были пьяны, и на него посмотрели лишь вполглаза. Никто не упал ниц в священном трепете и не разинул рот от изумления. Ничего, его рост произошёл внутри и не был различим снаружи. Они пока не знают, кто он такой теперь, но скоро узнают!
– Дайте коньяка! – потребовал он.
Ему налили, и он залпом выпил рюмку.
– Ещё!
Вторая, третья, четвёртая, алкоголь сладко жёг глотку. Всё стало не таким противным, как обычно. Оно начало
На следующий день он пробудился поздно. Стрелка на часах показывала двенадцать. Теперь многие поглядывали на него с выражением немого вопроса, потому что все знали о Степане и его клятве, также как были в курсе о том, что он был уже на свободе. Но где же Степан? Нельзя было представить, что он не появится и тем самым покроет своё имя вечным позором! Если мужчина поклялся отомстить, то он вершит свою месть без колебаний! И ни у кого бы язык не повернулся назвать богатыря Степана малодушным. Нет, ярость его была всем хорошо известна. Он ломал и калечил, и не было ему в этом равных.
Довольная ухмылка Ивана и синяки на его шее наводили на различные домыслы. Народ зашептался. Конец сплетням положил Василич, сердито вторгшийся в номер и подошедший вплотную к койке Ивана, на которой тот развалился, ещё хмельной после пьянки.
– Отвечай, собака, где наш Стёпка? – закричал Василич.
Ох, каков был соблазн прямо сейчас его испепелить! Иван представил, как плешивый Василич навсегда исчезает в зелёном пламени, и его так и подмывало претворить эту картину в реальность. Но Иван сдержался. Вокруг было много свидетелей. Нельзя было раскрывать свою мощь перед ними. К тому же, хоть Иван и сожалел о том, что никогда не сидел на зоне, отправляться пока туда ему не хотелось. У него были дела на воле. А на зоне нельзя было бухать и много чего ещё делать, благодаря чему существование оставалось более или менее сносным.
Конец ознакомительного фрагмента.