Руки вверх, мистер Гремлин!

Больных Александр Геннадьевич

Майор молодцевато щелкнул каблуками. Получилось лихо. Не люблю специалистов по штабной службе. В карманах тридцать три карандаша, на лице вечное «чего изволите». Не люблю, как всякий строевой офицер.

Но Ерофей вдруг засмущался и потупился. Я заметил, что адъютант в упор разглядывает Ерофеевы лапотки.

— В чем дело? — сухо осведомился я.

— Разве бывают полковники в лаптях? — осторожно поинтересовался майор.

— Бывают, — ни секунды не медля, ответил я. — Так же, как бывают адъютанты, попавшие на губу. Полковник Ерофей выполнял важное агентурное задание и был свободен в

выборе маскировки. Учтите, прикажу — вы у меня набедренную повязку оденете, не то, что лапти.

— Так точно, — бодро ответил майор.

Ерофей довольно осклабился.

ХВОСТАТЫЕ АМАЗОНКИ

Космодром Зибелле не понравился с первого взгляда, о чем он и поведал с присущей ему бестактностью. Настоящий горностай — это, понимаете ли, почти соболь. А соболь — зверь лесной и менять привычные лесные чащобы на прокаленную солнцем пустыню не намерен. Это противно его природе. Я уже видел космодром на экране, но теперь полностью согласился в душе с Зибеллой. Твердая коричневая глинистая земля, припорошенная местами каким-то серым налетом, до отвращения напоминавшим пепел, вызывала отвращение. Ерофей был более сдержан, но нетрудно было догадаться, что и у него переезд не вызвал ни малейшего восторга. Все мы привыкли к мягким ландшафтам средней полосы, и потому грубые краски юга резали нам глаз. А чахлые деревца, пугливо теснившиеся вокруг бетонных коробок-зданий, вызывали просто жалость.

Когда мы шли на вертолете над территорией спецзоны, Ерофей все время морщился. Открывающаяся картина кого угодно могла вогнать в уныние. Тут и там красовались нитки заборов из колючей проволоки, словно нашелся безумный шахматист, вознамерившийся сыграть партию прямо в дикой степи и уже начавший готовить себе доску. Какие там вольные степи… Или дикие? Как поэт говорил? Колючая проволока — вот основной признак культуры и цивилизации. Всю степь — от горизонта до горизонта — расчертили на ровные квадраты, только раскрасить осталось.

Только вертолет шлепнулся на пышущую жаром бетонку, Зибелла пробкой вылетел наружу, его уже начало мутить от приторной бензиновой вони. И сразу же истошно заверещал, словно ему наступили на хвост, заметался. Мы с Ерофеем испуганно переглянулись и бросились на выручку. И тоже едва не завизжали

— раскаленный бетон чувствовался даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Зибелла сразу ринулся в заросли сухой травы, растущие — или сохнущие? — вдоль полосы. Он долго шуршал и трещал там, обиженно попискивая.

Встречавшие нас высокие чины с почтительным недоумением взирали на несколько необычное поведение новоприбывшего начальства.

— Полковник …, командир …ской площадки, — представился плотный здоровяк с грубыми, рублеными чертами лица.

— Какой? — не понял я.

Полковник так же невнятно повторил:

— …ской, товарищ генерал.

Я спохватился. Конечно же! Есть предел компетенции моих помощников, им нельзя знать больше, не то, что мне. И я не стал просить его повторять фамилию и все остальное. Нельзя, секрет. Но для удобства, чтобы не следить дальше за безымянным полковником, я дал ему псевдоним «Кузнецов». Он вымышленный, как и любая другая фамилия, включая мою собственную. Никакой

я не Петя, никакой не Иванов. Только домой Ерофей и горностай Зибелла сочли возможным не прятаться, за что еще получат от меня взыскания, хотя пока не подозревают об этом.

— Понятно, — кивнул я.

— Разрешите проводить вас в штаб?

— Разумеется, — согласился я и подхватил на руки Зибеллу. Идти по горячему бетону горностай не мог.

Штаб располагался на берегу искусственного озерца, которое было окружено густыми зарослями тальника, одна шиферная крыша еле проглядывала в зелени. Чудо, истинное чудо! Оазис в дикой пустыне. Полковник понял по выражению моего лица, что я доволен, и тоже заулыбался.

— У вас здесь недурно, — похвалил я.

— Если бы… — вдруг помрачнел… м-м… Кузнецов.

Я не понял его уныния, но предпочел промолчать.

Дорожка запетляла между клубами, на которых цвели розы. Я глазам не поверил, это же рай земной! Но почему все офицеры такие хмурые озабоченные?

Неожиданно что-то черное и непонятное стрелой метнулось через дорожку, и в одно мгновение моя свита застыла в самых нелепых позах. Кое-кто даже замер с поднятой ногой на полушаге.

— В чем дело, товарищи офицеры? — осведомился я.

— Ко-ошка, — нервно потирая руки, ответил молоденький капитан. Голос его дал заметного петуха.

— Какая кошка?

— Черная.

— Ну и что?

— Так ведь кто первый перешагнет… — капитан даже попятился.

— Что за суеверия?! — возмутился я. — Конечно, у вас здесь произошли некоторые необычные события, но ведь нельзя же до такой степени верить в сглаз! Я вам говорю это как специалист, демонология отрицает столь тесную и непосредственную связь. А вы верите в кошку, прямо как в законы Ньютона. Вот, мол, действие так и противодействие немедленно последует.

Я уже собрался было шагнуть вперед, но Кузнецов поймал меня за рукав. Отчитать его? Но полковник и не собирался шутить. Его лицо покрылось крупными каплями пота, зубы выбивали барабанную дробь.

— Кто у нас сегодня дежурный офицер по несчастьям? — слабым голосом спросил командир площадки.

В свите произошло некоторое шевеление, и вперед вытолкнули трясущегося как овечий хвост офицера.

— Ле-ейтенант Коноплев, — проблеял он.

Еще раз вынужден напомнить — все фамилии вымышленные.

— Исполняйте свои обязанности, лейтенант, — угрюмо предложил полковник.

Волоча ставшие свинцовым ноги, лейтенант двинулся по дорожке с видом великомученика, направляющегося к любезно приготовленному кресту. Все, затаив дыхание, следили за ним. Стало слышно, как бренчат крыльями стрекозы. Я продолжал недоумевать: неужели эти взрослые серьезные люди так наивно верят глупым домыслам?

Но случилось странное. Когда лейтенант уже поднимался на крылечко штаба, дощатая ступенька захрустела у него под каблуком, и он резко клюнул носом дверь. Позади меня раздался дружный вздох облегчения. Все разом задвигались, заговорили, словно режиссер приказал кончить немую сцену. А бедный лейтенант сидел на крылечке и размазывал кровь по лицу. Что тому явилось причиной — черная кошка или недосмотр начальника АХЧ — не мне судить. Однако сомнения впервые шевельнулись у меня в душе.