Рукопашная с Мендельсоном
Шрифт:
Вскоре появились еще одни знакомцы – те самые жизнелюбивые итальянцы, которые напомнили Лайме о несостоявшемся ужине в ресторане. Они пели что-то солнечное и веселое, подыгрывая себе на гитарах, постоянно улыбаясь и посылая женской части зрительного зала призывные взгляды.
– Смотри, – вдруг зашептал Корнеев, – вон у того, маленького, с пучком на макушке, который на Чиполлино похож, вроде синяк под глазом!
– Не синяк, а родимое пятно, – со знанием дела ответила Лайма, которая прекрасно запомнила этого приставучего Чиполлино.
Когда на сцене появились австралийцы, Лайма сказала:
– Вон
Австралийцы были все как один усатые и улыбались, показывая белые крепкие зубы. Выступили они успешно, сорвав бурные аплодисменты и красиво раскланявшись.
Программа четвертого дня фестиваля подходила к концу, когда ведущий объявил:
– Хранители традиционной народной музыки из Сенегала!
То, что увидели Лайма и Евгений, тут же заставило их насторожиться. На сцену вышли и уселись полукругом на корточки три угольно-черных человека в белых одеждах, похожих на саван. У третьего сенегальца в руках ничего не было, и он сидел, понуро свесив вниз голову. В этой картине было что-то удивительно знакомое, хотя ни Лайма, ни Корнеев никогда в Сенегале не были.
Когда в зале зазвучала странная монотонная мелодия, а солист начал негромко вторить ей, периодически начиная бормотать какой-то текст, Лайма трагическим шепотом заявила:
– Я это уже слышала. Не пойму только где.
– Чего тут понимать? – удивился Корнеев. – Мы этих ребят и видели и слышали. В тот первый день, поздно вечером, рядом с институтом. Они у костра сидели.
– Что ж, давайте посмотрим, что мы имеем на сегодня, – сказала Лайма, собрав группу «У» на экстренное совещание.
– Один из тех, за кем мы должны были наблюдать и по возможности охранять, погиб. За Мельченко приходится наблюдать урывками – немного дома, немного на фестивале. Правда, Жене удалось подключить к его квартире спецтехнику, так что появилась возможность дополнительного контроля. После смерти Полянского Мельченко кажется мне самой уязвимой фигурой. На месте Тагирова я бы его оберегала.
– А Шаткова? – удивился Медведь.
– Мы это обсуждали – у него есть личная охрана, поэтому будем считать, что он защищен от нападения террористов.
– Вот, кстати, о террористах, – оживился Корнеев. – Тут надо что-то кардинально менять. Мы на глаз пытаемся определить, кто плохой, а кто хороший. Да еще издали. Наверное, следует вступить кое с кем в более тесный контакт.
– Тесные контакты чаще всего заканчиваются глубокими сожалениями, – отрезала Лайма. – Кроме того, кое-кто – это не выход. А все группы ты окучить не в состоянии. Ты не можешь брать на себя ответственность за всех русских и поглощать водку стаканами только для того, чтобы не ударить в грязь лицом.
– Нас послали в Чисторецк, не объяснив толком, что нужно делать, – сказал обиженный Корнеев.
– Тем не менее мы тут, и мы сидим в галоше.
– Почему это? – обиделся Медведь. – Мы прекрасно выступили!
– Не думаю, что Тагиров обрадуется, если мы привезем ему с фестиваля главный приз, – заметила Лайма.
– Чтобы системно наблюдать за таким количеством народа, нужен взвод профессионалов, – сказал Корнеев. – Но ты зря нас критикуешь. Мы уже
– Ты имеешь в виду графа Дракулу? – уточнил Иван.
– Именно, – кивнул Корнеев. – Логично предположить, что скрываются террористы под видом музыкального коллектива, иначе им было бы трудно существовать и действовать в этом маленьком городке.
– Но что это за коллектив? Вот в чем вопрос! – встрял Медведь.
Корнеев, который помнил о том, что именно ему давали задание сосредоточиться на всех приехавших в Чисторецк трио, тотчас сказал:
– Стоит обратить внимание на японцев, с этим якудзой во главе. Готов побиться об заклад – он сегодня следил за мной.
– Следил? – в один голос воскликнули Лайма и Иван.
– Точно. Я его несколько раз засекал. Не знаю, что ему нужно, может, адресок Лаймы хочет спросить.
Лайма покраснела. Скорее от досады, чем от удовольствия.
– Вторым номером в моем личном списке идут венесуэльцы. История с синяком мне теперь покоя не дает. Больно много здесь совпадений, надо внимательнее к ним присмотреться. Бронзу я бы присудил трио из Сенегала. Заметьте, в первый же день они оказались около института. Опять же, когда мы подобрались к ним, их лиц сразу не разглядели. А теперь смотрите. Каждый раз, когда мы натыкаемся на людей в черном, мы не можем разглядеть их лиц! Совпадение?
– Может, и совпадение, – неожиданно вступил в спор Медведь. – Ночью все кошки серы. Иногда и самое белое лицо не разглядишь. К тому же террористы наверняка используют камуфляж.
– В общем, пока жидковато, – подытожила Лайма. – Значит, работаем дальше. Мы не знаем ничего относительно смерти Полянского. Иван, попробуй поговори со своим бывшим сослуживцем.
– Поговорю. Мы с ним как раз сегодня вечерком собрались немного посидеть, поболтать.
– Только не упивайся, как Евгений на первом задании. Нам еще надо съездить во владения Шаткова, не забыл? Ты, Женя, проводишь до дому Мельченко. Заодно проверишь, как функционирует твоя аппаратура.
– Отлично, – обрадовался Корнеев, изрядно стосковавшийся по любимой технике.
– А что мы будем смотреть во владениях Шаткова? – решил уточнить Иван.
– Одна из немногих вещей, которая меня заинтересовала в квартире Полянского, – расписание местных пригородных автобусов, – сказала Лайма.
– Что же в нем такого интересного? – оживился Медведь, обожавший, когда ему все разъясняли.
– Вот скажи, зачем академику, который имеет персональную машину, расписание автобусов? Жил он один, так что родственники, едущие на дачу, исключаются. Я внимательно просмотрела эту маленькую книжечку и знаете что нашла? Стертые карандашные отметки возле определенных маршрутов. Когда я стала изучать эти маршруты, то поняла, что тут есть две особенности. Первая – отмечены либо самые ранние, либо самые поздние. И вторая – все они обязательно проходят через два населенных пункта – Ветлугино и Кречетовку.