Рукопись молодого человека
Шрифт:
Он кивнул в ответ, отреагировал на мою улыбку, приняв ее как должное.
– Разумеется, вы правы. Именно для этого первый вариант рукописи я начертал на пергаменте. Вам же предоставлен вариант на бумаге, пускай и мелованной.
Тон его слов показался мне чересчур уверенным, мысли, которые я гнал в течение всей нашей беседы, вновь заняли главенствующее место в голове.
– И что же вы сделаете с первым вариантом?
– пытаясь все так же широко улыбаться, спросил я, с неожиданным
– Кажется, вы начинаете сомневаться в моем душевном равновесии, мрачно изрек молодой человек, - Но на самом же деле, - нет, не надо оправдываться я все вижу!
– на самом деле существует такая возможность. Более того, не далее как сегодня, я воспользовался ей, дабы попасть к вам.
Я ожидал, что он извлечет откуда-нибудь хитроумный приборчик, какую-то машинку, которая, по его словам, и позволила встретиться со мной, преодолев разницу во времени, в прямом смысле этого слова, но молодой человек ничего не показал, только широко улыбнулся.
– Вы ждете чуда, - промолвил он.
– Вы всегда ждете чуда, всегда и везде, но не хотите просто верить словам, доводам, сколь бы не были они убедительны. В самом деле, что может измениться за столь короткий срок в человеке? Ничего.
– Нет, - попытался возразить я.
– Отчего вы так...
Но молодой человек прервал меня взмахом руки.
– Я согласен, нет смысла верить всему, что говорят. Слова порой бездоказательны. Порой бессмысленны. В любом случае, ныне они уже ни к чему не обязывают, изрекшего их. Знаете, тогда, раз уж на то дело пошло, я хочу вам кое в чем довериться. Это связано с моим путешествием в Переднюю Азию. Только прежде обещайте сделать кое-что взамен.
– Если это будет в моих силах, - осторожно ответил я.
– Да. Разумеется, в ваших, иначе я никогда бы не осмелился потревожить вас своей просьбой.
– Так я вас слушаю.
– Видите ли, - молодой человек склонился ко мне, его невыразительное лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от моего, - я хочу услышать имя Бога.
– Какого бога?
– не понял я.
– Того самого, единственного. Бога иудеев. Только не говорите, что знаете Его настоящее имя. Яхве, Саваоф, Иегова, Шаддай - это все производные, имена имен, а настоящее имя Бога произносилось только в запретной комнате Храма, в бытность его, и только первосвященник имел право обратиться к Нему с его настоящим именем и только раз в году, в день искупления, наступающий после "десяти дней страха", в Йом-Кипур. Остальным не дозволялось знать Его имя, лишь начертание его и имя его имени, которое следует произносить, когда встречается это начертание. То, что позднее греки назовут тетраграмматоном.
Он схватил ручку
– Это приблизительный перевод, как вы сами понимаете, приблизительно он означает то, что обладатель этого имени был, есть и пребудет вечно, быстро произнес он.
– Именно эти буквы стояли в библейских текстах или в литургических песнопениях. И дабы не осквернять священное имя простым его произнесением, было придумано имя имени - "адонай". Когда в тексте встречалось обращение к Богу, правоверные евреи восклицали: "адонай элохим!", то есть "Господь Бог!".
На некоторое время воцарилось молчание. Я медленно переводил взгляд с латинских букв на молодого человека, сгорбившегося в кресле напротив; он теребил пустую папку, не решаясь ничего добавить к своим словам. Наконец, я решился.
– Так что же я...
– Просьба очень простая, - тут же откликнулся молодой человек.
– Я прошу вас сохранить эту рукопись до моего возвращения. И все. Положите ее в сейф, пускай она полежит там, в неприкосновенности некоторое время. А когда я вернусь... я позвоню вам.... Ну, например, по этому телефону, - и он показал на черный дисковый аппарат.
– Только, пожалуйста, дождитесь меня, обещайте.
– Хорошо, обещаю. Но вы же не знаете его номер. Да и к тому же это "вертушка".
– Ничего страшного, это не так важно. Для меня куда важнее сделать две вещи: услышать свою поэму из уст песнопевца и узнать имя Бога, надо только попасть в еврейское поселение во время Йом-Кипура. Иврит, кстати, очень много перенял от арамейского, особенных проблем у меня быть не должно.... Да, прошу вас, уберите рукопись.
Я повернулся к сейфу, открыл его, развернулся за рукописью и уже не обнаружил в кресле молодого человека. Он решил исчезнуть, должно быть, что бы оградить себя от моих новых вопросов. Рукопись я немедленно положил в сейф, теперь, согласно уговору, мне осталось только дождаться возвращения молодого человека.
Трудно сказать, сколько времени прошло с той поры. Много, очень много. Здание редакции снесли, сам журнал так же перестал существовать, изменился язык, на котором я говорил и говорю, наряды и обычаи, архитектура и культура, стала иной наука и религия, сменился и народ и город. А я все так же храню в своем сейфе заламинированную рукопись на древнеарамейском и тот старый дисковый телефон, по которому мне должен позвонить молодой человек. Пускай аппарат и лишен шнура и штекера, это не имеет особого значения. Для Того, Кто хочет найти Свое имя, не нужно никаких средств связи, чтобы связаться со мной.