Рукопись, найденная на руинах дома в древней Мексике
Шрифт:
Я записывал, почти не понимая смысла и направления слов, но понимал, что моя энергия заканчивается и нельзя прерываться.
– Открытием новых видящих стал тот факт, что мы накапливаем не осознание, а интегрированное осознание. Именно это позволяет магам перерождаться снова и снова ради того, чтобы полностью проинтегрировать все возможное, превратившись в кристалл интегрированного осознания, который по сути является копией вселенной.
Я не мог верить своим ушам и со стороны, скорее всего, выглядел нелепо, удивляясь и лихорадочно записывая одновременно. Благо, что все
Дон Хуан неумолимо продолжал.
– Смерть разрушит всё, кроме интегрального осознания. В этом ключ и секрет: интеграл может быть создан только на условиях бесконечности.
Он как бы передал слово Висенте, и тот, не запнувшись, продолжил:
– Сначала, волей Орла, человеческой матрицей штампуется персона, кокон. В него «случайно» попадает строго определенное количество единичных фракталов из «темного моря осознания», и все это «помещается» на Землю, в питательные, обучающие условия.
Как видим, – тоном школьного учителя говорил он нараспев, – все иерархи задействованы в этом процессе. Орел-Земля-Дух-Сущность создают существо: Двойник-Дубль-Личность-Фантом, тело сновидения.
В кокон человека как и любого вида существ, попадает одно и то же количество фракталов, но по качеству они отличаются. Одни слеплены по 2, другие по 3, некоторые по 1000, какие-то по 1000000. Это определяет стартовый уровень существа. Поэтому все люди рождаются с разным развитием и предназначением. Один в 20 говорить не умеет, другой в три – пишет стихи.
– Но, – поправив воображаемые очки, произнес он и посмотрел мне в глаза, – как вы понимаете, это не заслуга носителя. Заслугой будет приумножение данного ему. Независимо от того, что и сколько дали.
Задача каждого существа осуществить правильную спайку фракталов. Сверхзадача в том, чтобы соединить все данные фракталы в один. «Хотя Орла и не волнуют обстоятельства жизни любого живого существа, каждому из них он сделал дар. По-своему, своими собственными средствами, каждое из них, если пожелает, имеет власть сохранить силу осознания, силу не повиноваться зову смерти и тому, чтобы быть сожранным. Каждому живому существу была дарована сила, если оно того пожелает, искать проход к свободе и пройти через него». Свобода, она же полное осознание, огонь изнутри, третье внимание.
Висенте замолчал и уже через секунду Сильвио Мануэль, словно они были единым организмом, продолжил.
– Первое движение в направлении интеграции – толтекский перепросмотр. Второе движение в этом направлении – вспоминание, перепроживание. Третье движение – путешествие, «безмолвное знание», нахождение «незасвеченных» «волокон» пространства эманаций и намеренное их засвечивание. Каждый из этих этапов – целая наука, изучение которой может длиться сколько угодно.
Внезапно вошел Хенаро, козырнул мне и продолжил, как ни в чем не бывало:
– Возьмем вспоминание. Ты думаешь как: вспомнил и всё. Но нет. Тебе придется учитывать свои новые знания в повседневной жизни, ты изменишься, твоя судьба изменится. Потому что происходит то, к чему ты не привык: вспоминание не внутри твоей жизни, а снаружи
– Или взять третье движение – это видение, когда мы смотрим на человека, то сравниваем его суммарный интегральный опыт с интегральным опытом всех людей за все их жизни. Эта разница дает неожиданную информацию об этом конкретном человеке. Ты узнаешь много нового о себе, своих друзьях и подругах, – Хенаро заговорщицки подмигнул, – и о людях вообще. По сути, видение – это использование интеграла в отношении объекта, чем бы он ни был, человеком ли, проблемой ли, чем угодно.
Я вспотел от стенографии, их глаза сияли, я уважительно зааплодировал, и с каждым звуком хлопка все острое и ясное начало куда-то уходить, меня закружило, и мы стремительно под ручку вышли с доном Хуаном на улицу …
…«Мы шли по Оахаке. Я рассказал дону Хуану, как однажды попал в этот город в базарный день, когда толпы индейцев со всей округи стекаются на рынок торговать продуктами и разными мелочами. Особенно меня заинтересовал продавец лекарственных растений. У него был деревянный лоток, а на лотке – баночки с высушенными и размолотыми травами. Одну баночку он держал в руке и, стоя посреди улицы, громко распевал речитативом довольно занятную песенку. Дон Хуан сказал, что в молодости тоже торговал лекарственными травами на Оахакском базаре. Он еще не забыл свою рекламную песенку и пропел ее мне, и добавил, что часто пел дуэтом со своим другом Висенте.
Я сказал, что познакомился с Висенте во время одной из поездок в Мексику. Дон Хуан, казалось, был искренне удивлен и попросил меня рассказать об этом подробнее.
Я напомнил, что он сам советовал мне побывать у дона Висенте.
– Какая чушь! – очень выразительно сказал он. – Я тебе говорил, что когда-нибудь, после того, как ты научишься видеть, тебе полезно будет познакомиться с моим другом Висенте. Вот что я говорил. А ты пропустил это мимо ушей.
Я пытался возражать, говоря, что дон Висенте не сделал мне ничего дурного и что я был просто очарован его манерами и добротой.
Дон Хуан покрутил головой и полушутливым тоном выразил свое крайнее изумление по поводу того, что он назвал «хранящим меня везением». Он сказал, что мой «поход» к дону Висенте выглядит примерно так же, как если б я забрался в клетку со львами, вооружившись хворостинкой. Дон Хуан казался возбужденным, хотя я не видел никаких причин для беспокойства. Дон Висенте прекрасный человек. Он выглядел таким хрупким, даже почти эфемерным, наверное из-за странно призрачных глаз. Я спросил дона Хуана, каким образом такой замечательный человек мог быть опасным…» (КК, кн. 2).