Рукописи Гонзаги
Шрифт:
Воздух в церкви был сумрачный, промозглый, вязкий, как елей. Постепенно начали вырисовываться темно-красные, темно-синие, густо-желтые просветы, и Кларенс мало-помалу разглядел алтарь, колонны.
Альварес-Польво хранил молчание. Мужчины остановились перед статуей Христа в язвящем венце. Бок статуи был пропорот, залит ржавой кровью. Терновый венец слишком большой, слишком тяжелый - такой не поносишь. Стоя перед статуей, Кларенс ощущал, что тернии, того и гляди, пронзят его, да так,
– Дело, которое интересует нас обоих...
– тут Альварес-Польво нарушил молчание.
– Да-да, уйдем отсюда, поговорим о деле. Среди бумаг вашего дяди вы нашли стихи. Они у вас здесь, в Сеговии?
– Стихи?
– сказал Альварес-Польво, отворачивая от статуи смуглое помятое лицо.
– Как странно вы их называете.
– Вы хотите сказать, что они не похожи на стихи? Что же они собой представляют? Как они написаны?
– Да как обычно, на том языке, на котором пишутся официальные бумаги. В соответствии с законом.
– Не понял.
– Я и сам ничего не понимаю. Но могу вам показать, о чем идет речь. Одна из бумаг при мне. Я ее захватил с собой.
– Он вытащил документ из кармана.
Кларенс с трепетом взял листок в руки. Он оказался плотным глянцевитым и плотным. Нащупывалось тиснение. Ага, вот и печать. Что графиня сделала со стихами? Выгравировала? Бумагу украшала золоченая звезда. Он придвинулся поближе к свету и в затейливой рамке из зеленых завитушек прочел: Compania de Minas, S.A.*.
* Горнорудная компания, А.О. (исп.). 199
– Что это?.. Нет, это не то. Вы мне дали не ту бумагу.
– Сердце у него колотилось.
– Уберите ее. Пошарьте еще в кармане.
– Почему же не ту?
– Судя по всему, это акции.
– Ну да, акции рудников, а вы чего ожидали? Ведь вас это интересует, разве нет?
– Конечно же нет! Нет и нет! Какие еще рудники?
– Уранинитовые рудники в Марокко, вот что я имею в виду.
– Что я буду делать с уранинитовыми рудниками?
– спросил Кларенс.
– То же, что и всякий бизнесмен. Продавать. В уранините содержится уран. Уран нужен для производства атомной бомбы.
О Господи!
– Claro. Para la bomba atbmica*.э
* Натурально. Для атомной бомбы (исп.).
– Какое отношение я имею к атомной бомбе? Какое мне дело до атомной бомбы! Слышать ничего не хочу об атомной бомбе!
– сказал Кларенс.
– Я так понял, что вы финансист.
– Я? Разве я похож на финансиста?
– Конечно похож. Правда, больше на английского, чем на американского. Но, вне всякого сомнения, финансист. А разве нет?
– Нет. Я приехал сюда ради стихов Гонзаги, стихов, которые принадлежали графине дель Камино. Любовных стихов, посвященных
– Мануэлем? Тем солдатиком? Тем маломерком? Который был ее любовником в тысяча девятьсот двадцать восьмом году? Его убили в Марокко.
– Да, да! Как ваш дядя распорядился стихами?
– А, вот вы о чем. Да никак. Графиня распорядилась ими сама. Велела похоронить стихи вместе с собой. Забрала их с собой в могилу.
– В могилу? С собой, говорите? И списков нет?
– Думаю, что нет. Она оставила дяде распоряжения, а дядя был человек верный. Верность была его девизом. Мой дядя...
– К черту! К черту всё! И среди его бумаг нет ничего, касающегося Гонзаги? Никаких упоминаний о нем ни в дневниках, ни в письмах? Ничего?
– Он оставил мне акции рудника. Это большая ценность. Не сейчас, но они станут ценными, если мне удастся достать деньги. Беда в том, что в Испании серьезной суммы не раздобудешь. Испанские тузы трусливы и невежественны. У нас все еще продолжается эпоха контрреформации. Разрешите показать вам, где находится рудник.
– Он развернул карту и принялся рассказывать о топографии Атласских гор.
Кларенс ушел, вернее, бежал от него. Запыхавшийся, разъяренный, преодолел подъем, ведущий в верхнюю часть города.
* * *
Едва переступив порог своего номера, он понял, что его чемодан обыскивали. Вне себя от бешенства он захлопнул чемодан, проволок его вниз по лестнице, мимо чаши с зеленой водой, в холл. И набросился на администратора:
– С какой стати полиция роется в моих вещах?
Администратор побледнел, но был тверд:
– Senor, вы, должно быть, ошиблись.
– Ничего я не ошибся. У меня в номере обшарили корзинку для бумаг.
С кресла в холле к ним двинулся мужчина. В поношенном костюме, с траурной повязкой на рукаве.
– Ох уж эти мне англичане!
– Его трясло от ярости.
– Они понятия не имеют, что такое гостеприимство. Приезжают к нам, живут в свое удовольствие, осуждают нашу страну, жалуются на испанскую полицию. Бывают же такие ханжи! Да в Англии полицейских куда больше, чем в Испании. Всем известно, что в ливерпульской тюрьме, а это огромная тюрьма, все камеры забиты масонами. В одном Ливерпуле encarcelados* пять тысяч масонов.
* Заключены (исп.).
Что тут скажешь? Всю дорогу до Мадрида Кларенс просидел в своем втором классе, не проронив ни слова и не шелохнувшись.
Когда горы остались позади, небо раскололось. Пошел дождь, обложной, внезапный, пузырящиеся лужи покрыли неохватное плоскогорье.
Кларенс предчувствовал, что ему наговорит эта рыжуха мисс Уолш за ужином.