Рукописи не возвращаются
Шрифт:
17
Прием господина Бедейкера в редакции журнала «Поле-полюшко» состоялся в 17.30 того же дня. К этому времени фанберрского гостя уже ждали все сотрудники редакции и приглашенные. В последний момент стало известно, что не приедет Н.Р. Многие облегченно вздохнули, полагая, что отсутствие Н.Р. создаст во время приема и банкета непринужденную обстановку. Все толпились в конференц-зале, украдкой поглядывая на расставленные в виде буквы «Т» столы с угощениями и напитками.
— Теперь так, — приставал к Индею Гордеевичу известный в Мухославске писатель-почвенник
— О чем угодно, — советовал Индей Гордеевич, — только не об Общем рынке.
Публицист Вовец, успевший к этому времени по-тихому опрокинуть бокал сока под болгарский огурчик, встрял с шуткой:
— А вы его спросите, почем помидоры на Общем рынке, так?
— Какие помидоры? — не понял шутку Дынин.
— Да это шутка, так? — захохотал Вовец. — Шутка!
— С шутками тоже поосторожнее, — строго заметил Индей Гордеевич.
— А если я, к примеру, спрошу, как у них с крупным рогатым скотом? Запросто, напрямки, а?
— У них хорошо с крупным рогатым скотом, — скрывая раздражение, ответил Индей Гордеевич. — А если не о чем спрашивать, то лучше помолчать.
Художник Дамменлибен только что повесил на стену игривый коллаж-монтаж и, стоя рядом, наблюдал, какое впечатление коллаж-монтаж производил на присутствующих. Затея Дамменлибена представляла собой красочное панно на темы «Вальпургиевой ночи» в воображении художника. Лица сотрудников и писателей, вырезанные из фотографий, были приклеены к мужским и женским телам, взятым из полупорнографических журналов. В самом центре панно плотоядно улыбающийся Алеко Никитич с телом культуриста-производителя взирал на Глорию с ярко выраженными русалочьими бедрами. Образы не соответствовали оригиналам, и все спрашивали у Дамменлибена, что он хотел этим сказать.
— Б-б-леск! — хохотал Дамменлибен. — Дико смешно!
— Ты все-таки, Теодор, зад Глории заклей, — советовал Индей Гордеевич, — она может обидеться.
— Ч-че-п-п-уха! — кричал Дамменлибен. — Вы мою Нелли знаете она умная женщина все свои люди а как Ригонда?
— Ригонда ничего, — довольно ответил Индей Гордеевич, ища глазами Ригонду, которая кокетничала в углу с Бестиевым.
Тело Ригонды было взято из рекламы женских колготок во французском журнале «Она». Поэт Колбаско и Людмилка были изображены под роскошным одеялом, изо рта у Колбаско торчал пузырь с надписью: «Ку-ку!».
Группа развратных фигур с головами Ольги Владимировны, вахтерши Ани, жены Свища и жены Зверцева танцевала вокруг сатирика Аркана Гайского, у которого на самом интересном месте висел большой амбарный замок.
Почвенник Ефим Дынин после долгих поисков нашел наконец свое лицо, смонтированное с конской фигурой, снабженной всеми конскими деталями.
— Непохоже, Теодор, — корил он Дамменлибена, — совсем непохоже.
— Д-да б-б-рось ты Фимуля! — кричал художник. — Ты же т-т-талантливый писатель!
Публицист Вовец, пользуясь неразберихой, хватанул еще бокал сока и хотел уже было наполнить следующий, как в конференц-зал вбежал возбужденный Свищ и прошептал таинственно:
— Приехали!
Все присутствующие, в том числе и недовольный
Улыбающийся, хорошо пахнущий, в шикарном темно-синем костюме господин Бедейкер вошел в редакцию в сопровождении Алеко Никитича в строгом черном костюме и Глории в вишневого цвета бархатном платье. Алеко Никитич представил Бедейкеру собравшихся, и все проследовали в конференц-зал.
— О-о! — обрадовался Бедейкер, увидев коллаж-монтаж. — Русский эротик!
Алеко Никитич, для которого панно явилось полнейшей неожиданностью, гневно взглянул на Дамменлибена и, улыбаясь, сказал Бедейкеру:
— Домашнее баловство в узком кругу…
— О-о! — закричал Бедейкер, узнав на панно Глорию. — Грандиозно! — Он сравнил изображение с Глорией. — Фэнтэстик! Завидую! — Последнее уже относилось к Алеко Никитичу.
— Шутливая гипербола, — нараспев произнес он.
— О-о! — изумился Бедейкер, обнаружив Ефима Дынина с конской фигурой. — Кентавр!
— Очень приятно, — смущенно поклонился Дынин. — Ефим Дынин, почвенник…
— Наш крупный прозаик, — представил его Алеко Никитич. — Земной художник, пахарь…
— Это видно! — сказал Бедейкер, указывая на конскую фигуру писателя-почвенника. — Эротическая тема… Наш журнал серьезно изучает этот вопрос…
— Мы тоже, — сказал Алеко Никитич, уничтожая взглядом Дамменлибена. А вот и автор!
— О-о! — обрадовался Бедейкер. — И давно это у вас?
— Мы, господин Бедейкер, — гордо и неожиданно четко сказал Дамменлибен, — когда на территорию Германии вошли, немок не трогали…
— Господин Бедейкер, — пригласил Алеко Никитич, — прошу за стол! Чем богаты, тем и рады!
За горизонтальную часть Т-образно составленных столов сели господин Бедейкер, Глория, Алеко Никитич, Ригонда и Индей Гордеевич. В непосредственной близости от них за вертикальной частью расположились сотрудники редакции и гости первой гильдии. В самом конце устроились машинистка Ольга Владимировна, вахтерша Аня и гости второй гильдии. Столы ломились от еды и разноцветных соков, разлитых по кувшинчикам и графинам.
— Попрошу наполнить! — встал Алеко Никитич.
— А кто уже наполнил? — пошутил Вовец.
— Того попрошу помолчать! — не понял шутки Алеко Никитич.
Вовец недовольно хрустнул болгарским огурцом, и наступила тишина.
— Уважаемый господин Бедейкер! — провозгласил Алеко Никитич. Дорогой Чарльз! Год назад в далекой, но теперь уже близкой нам Фанберре ты изъявил желание продолжить нашу дружбу в Мухославске. Сегодня твое желание сбылось. Это еще раз говорит о том, что при наличии доброй воли и непредвзятого отношения к существующей действительности нет никаких преград на пути к взаимопониманию и взаимопроникновению на основе взаимодоверия и взаимоуважения. Жители Мухославска с пристальным вниманием и глубоким интересом следят за развитием австралийской литературы, а в книжных магазинах Фанберры произведения наших мухославских авторов не залеживаются. У вас есть что посмотреть, а у нас есть что показать. Наши взаиморазногласия разделяет экватор, но наши взаимосимпатии соединяет меридиан. Успехов тебе, Чарльз! Процветания твоему журналу! Мир твоему дому!