Рукопожатия границ(Сборник рассказов)
Шрифт:
Какое-то время мужчины сидели молча.
Шум сосен перекликался с шорохом прибоя, было трудно начать разговор.
— Я должен тебе все объяснить, — сказал наконец Варшавский. Лудзан хотел было возразить, но начальник поста остановил его. — Видишь ли, в каждой повести когда-то приходится ставить точку. Если не ошибаюсь, я обещал, что ты увидишь последний акт. Так вот, теперь жизнь уготовила для моей семейной драмы счастливый конец. Я рад, что именно ты узнал об этом первым, и не стану ничего приукрашивать. После моего отъезда она, разумеется, тут же пожалела, что не поехала со мной в город. Отправилась в библиотеку. Там был такой беспорядок, что у нее глаза полезли на лоб. Учебники, журналы, политические брошюры, художественная литература — все валялось в шкафах вперемешку, как попало, а каталога
На следующее утро старшина позвонил и попросил Наташу снова прийти на пост. Нужно было решить важную проблему, и поскольку начальник уехал, то, может быть, она будет столь любезна… Словом, проблема заключалась в том, что делать с только что собранными грибами: мариновать их или сушить. Узнав об этом, Наташа почувствовала себя несколько разочарованной, однако в совете не отказала. Зато с большим удовольствием согласилась включиться в подготовку вечера к Октябрьскому празднику. Тут же возникла идея не ограничиваться на сей раз чтением стихов и сольным пением, а поставить какую-нибудь одноактную пьеску, которую потом можно было бы показать в других клубах. Надо признаться, что именно возможность поехать куда-нибудь на гастроли больше всего воодушевила Наташу. Но вскоре ее увлекли сами репетиции, шитье костюмов. Постепенно рассеялись подозрения, что старшина действовал по моему поручению и выдумал все это, чтобы только не дать ей уехать с острова.
Одним словом, произошло чудо, на которое я так надеялся: Наташа включилась в жизнь нашего коллектива и превратилась из пленницы в хозяйку острова. Не хватало только последней капли, чтобы она почувствовала себя здесь действительно незаменимой. На помощь пришел случай. Поздно вечером снова позвонил старшина: не может ли Наташа срочно прийти на пост? Заболел санитар Тимур — вероятно, воспаление легких — и несколько часов уже лежит в горячке.
Она пошла. В медицине Наташа понимает ровно столько, сколько ее научили на каких-то общественных курсах медсестер. Но женщина остается женщиной — она всегда сумеет сварить какой-нибудь чаек из липового цвета, хорошо поставить компресс. Тимур был весь красный, в испарине. Он метался в постели, словно его преследовали кошмары. Почувствовав на лбу прохладные пальцы Наташи, парень вдруг успокоился, на губах появилось что-то похожее на улыбку. Он схватил ее руку и пробормотал: «Мама!»
Потом повернулся на бок и ровно задышал. Этого слова оказалось достаточно, чтобы все стало на свое место.
Прошло всего несколько дней, а Наташа многое успела. Во всех помещениях поста теперь цветы, библиотеку узнать нельзя.
А сегодня пришла самая радостная весть. Начальник политотдела связался с Ленинградом — Наташа принята в университет.
Никогда еще и командир катера капитан-лейтенант Закубенко и его помощник старший лейтенант Перов не чувствовали такого удовлетворения службой. Задание выполнено, нарушитель границы задержан и официально передан следователям.
Из машинного отделения доносился стук металлических предметов — там по указанию нового механика мотористы вели технический осмотр. На палубе тоже работали — боцман Рогов распорядился надраить все «медяшки» и покрасить надстройку. Командир и помощник ни словом не обмолвились о пережитом — настоящим морякам не подобает показывать свои чувства.
В дверь постучали.
— Войдите!
— Радиограмма из штаба, товарищ командир, — доложил радист. И, не пытаясь скрыть радость, добавил: — Благодарность за образцовое выполнение боевого задания… Пригласить Крутилина?
Вошел Крутилин. Гладко выбритый, тщательно причесанный, будто только что проснувшийся после здорового восьмичасового сна.
— Вам оказывают большое доверие, Крутилин, — торжественно сказал командир. — Предлагают остаться на сверхсрочной службе.
— Спасибо, товарищ командир, сам собирался подать рапорт. Только не смел вам сказать после того несчастного случая…
— А теперь? — сурово спросил командир.
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? —
Только он вышел, как в дверь снова постучали. Вошел майор — брюнет лет тридцати, с удивительно голубыми глазами. Его пухлые губы расплылись в добродушной усмешке.
— Вот-вот лопнете от любопытства, не так ли? — И, не дождавшись ответа, майор продолжал: — Всего раскрывать пока, конечно, нельзя, но кое-что могу сообщить. Хотя бы то, почему в эту штормовую ночь вы не получили приказа укрыться в заливе. Мы предупредили комдива, что возможна попытка перехода границы, и просили удвоить бдительность.
— А как же вы узнали, что это иностранный агент? — наивно спросил Перов.
Командир был убежден, что майор сошлется на служебные тайны и не ответит. Однако случилось непредвиденное — майор закурил и сказал:
— Это длинная история, но вам было бы полезно услышать ее во всех подробностях. Не сердитесь, если она покажется вам нарочито поучительной — пусть молодые матросы получат представление о наших лучших помощниках, честных советских патриотах, без которых охрана рубежа была бы гораздо более сложной задачей… Но прежде всего несколько слов о человеке, которого вы задержали. Это агент, засланный к нам с фальшивыми документами репатрианта. Ему было поручено устроиться на работу в пограничном городе, посылать информацию шпионского характера и в случае необходимости оказывать помощь нарушителям границы. В последние дни у него начала гореть земля под ногами. Неделю назад мы перехватили его шифрованную радиограмму, в которой он предупредил, чтобы ждали его с важными сообщениями и фотографиями. Передача не повторилась. Поэтому запеленговать станцию и поймать его с вещественными доказательствами не удалось. Благодаря вам птичка теперь у нас в руках. Я даже не сказал бы, что он очень огорчен. Передача была чистым блефом. Он ехал с пустыми руками, грубо говоря, спасал свою шкуру. А за это там не платят долларами и не гладят по головке… Хочу поскорее управиться с рыбаками и отпустить их восвояси. Сегодня, говорят, в поселке комсомольская свадьба.
— Значит, вам действительно кажется, что они не виновны? — спросил Перов. В глубине души он все еще не мог себе простить, что едва не дал обвести себя вокруг пальца.
— Похоже на это… Капитан, конечно, поступил легкомысленно, но что будешь делать, если тебе показывают письмо от матери.
— От матери? — переспросил командир.
— Да, от матери. Двадцать лет назад она сбежала в Швецию. Я это письмо читал, — поморщился майор. — Отвратительное сочинение. Вспоминает, как нянчила сыновей, как первый раз проводила их в школу. Интересуется внуками. Представьте, такая сентиментальность после двадцатилетнего молчания! Почерк ее — сын готов в этом поклясться, — но написано явно под диктовку. Его настоящий брат приказал долго жить в бою на Одере, и подставному лицу — подобрали человека очень похожего — понадобился дополнительный документ плюс ко всем его фальшивкам.
— И родная мать согласилась на такую подлость? — Закубенко все еще не верилось.
Майор помолчал, и, когда заговорил, голос его звучал глухо, в нем слышалось глубокое огорчение.
— Мать… Мы иногда употребляем это слово, забывая о его истинном содержании. Мать не просто женщина, родившая ребенка. Это звание, которое нужно заслужить. Моя биография вам знакома? Тогда слушайте, только предупреждаю вас: рассказ будет длинный, так сказать, от Адама до наших дней.
Когда отца перевели сюда начальником береговой пограничной заставы, мне еще не было полных девяти лет. Толе было три, а младший брат только что родился. Насколько помню, отец был честный и простой человек. Часто к нам заходила соседка тетя Анна. Ее муж дядя Крист в погожие дни брал нас с собою в море. Он рассказывал нам о своей матросской жизни на паруснике, о брате Фрице, латышском красном стрелке, которого немцы расстреляли в девятнадцатом году, научил обращаться с веслами, чинить сети. Тетушка Анна нас тоже не баловала, она относилась к нам так же, как к своему Иманту. Мы вместе с ним пилили дрова, и после этого молоко с медом казалось особенно вкусным.