Рукой подать
Шрифт:
– Джош, наш суеверный оператор, постоянно повторял, что в военной журналистике с таким везением делать нечего, ну я и попросил о переводе.
– И надолго ты тут останешься? – Олив облокотилась на мягкую спинку плетеного кресла.
– Строго говоря, я планировал поработать в местном отделении канала лет пять, – Бен сделал неопределённый жест рукой в воздухе, – Но условия работы тут непривычные. Мы сидим в небольшой коморке в центре Рима, и в случае, если в каком-нибудь уголке Италии что-то стрясется, любого из корреспондентов тут же отправляют туда. Ты бы видела, какую квартиру они выдали мне в первую неделю. Самый настоящий
– Классно, что мы прилетели в один день, – Олив наколола кусок лазаньи на вилку.
– Надеюсь, ты останешься подольше, – Бен схватил со стола активно завибрировавший телефон, – ох прости, нужно ответить.
– Конечно, – она кивнула и взяла бокал, на дне которого ещё оставалось немного красного вина.
Бен бегло заговорил по-итальянски. Отложил вилку, отставил тарелку и залез карман, откуда выудил толстый блокнот и огрызок карандаша. Начал быстро записывать, выдавая короткие ответы:
– Ho capito. Угу…– с каждым словом лицо его становилось мрачнее, – Quando? Мгм… Porco cane… Si… Ho capito, grazie. Ciao!
Бен сбросил звонок и отложил телефон на край стола.
– Что случилось? – Олив выжидающе посмотрела на кузена.
– Пожары в Палермо, – он виновато посмотрел на неё исподлобья, –Мне нужно будет сделать об этом серию репортажей.
– Оу, – она отставила бокал и сделала глубокий вдох, выдохнула, – Что ж, это было ожидаемо.
Они помолчали.
– Олли, – в голосе Бена прозвучала досада, – это всего лишь дней на пять, не больше. Я вернусь, и мы отлично проведем время вместе.
– Всё в порядке, – Олив напустила на себя маску безразличия, хотя внутри понимала, что как только Бен оставит её одну, она снова провалится на эмоциональное дно, – не переживай обо мне. Думаю, немного времени наедине с собой пойдёт мне на пользу.
Она взяла приборы и принялась разрезать остатки лазаньи на мелкие кусочки.
– Когда именно ты уезжаешь? – спросила она, отставляя тарелку.
– Трансфер приедет за мной через три с половиной часа, – Бен убрал со стола блокнот и, опершись локтями на стол, сложил руки.
– Тогда-а давай попросим счёт, – не дожидаясь ответа, Олив махнула пробегавшему мимо них официанту.
– Мне очень жаль, – донеслось до неё виноватое.
– Брось, всё в порядке, правда, – она выставила руки перед собой в успокоительном жесте, но на её лице наверняка не отразилось ни одной эмоции.
Олив теперь было всё равно.
Когда счёт был оплачен, и они направились обратно в квартиру, она не могла отделаться от ощущения ненужности и общей бесполезности затеи с отпуском в Риме. Бен всё так же пытался её заболтать, спрашивая одновременно о миллионе вещей, но эта стратегия не работала. Внутренний монолог заглушал все эти ужасающие истории, которые Бен ласково называл «передрягами».
Олив явственно ощущала, как утопает в жалости к себе, но в то же время злилась на себя за ложные надежды на предстоящий отпуск. Смена обстановки – это, конечно, эффективный способ скрыться от тревог, но только в том случае, если крушение планов не следует за тобой попятам.
***
Мейв отключилась почти сразу после начала фильма. Ни свист чайника, ни громкие разговоры соседей через стенку не смогли потревожить её сон. Смотреть дальше в одиночку Тео совсем не хотелось,
Он откинулся на спинку кресла и уставился на трещину в потолке. Усталость окутала всё тело, но сдаваться ей так просто Тео был не готов. По стенам начали прыгать тени: снаружи проехала машина, потом ещё одна, и ещё. А дальше всё стихло. Незаметно для себя он задремал и даже начал видеть сон, в котором странные силуэты о чём-то оживлённо спорили друг с другом, стоя у развалин римской термы. Вот Тео спешит к ним по лестнице вверх, но в следующий момент проваливается в образовавшуюся позади черную бездну. Тело дёрнулось, и он проснулся от испуга, который тут же сменился ноющей болью где-то в шейных позвонках. Он тяжело встал, покрутил головой, в надежде унять неприятные ощущения, но это не помогло.
Выключил торшер, прошёл к кухонным шкафчикам, бросил чайный пакетик в большую жестяную кружку с надписью Might Be Whiskey и обильно залил его кипятком. Стало душно, поэтому Тео отворил жалюзийные двери на открытый балкон, и шагнул за порог. Холодный камень обжёг голую стопу, но возвращаться обратно совсем не хотелось: сон улетучился, голова гудела, и только свежий воздух мог вытащить его из этого странного состояния. Балкон выходил на улицу, где уже закрылись все рестораны, и стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь редкими прохожими. Окна в доме напротив зияли черной пустотой, но вот в одном из них зажёгся тёплый свет. Тео были хорошо знакомы эти окна. Раньше в этой квартире жила мама его приятеля Уилла, но после её смерти три года назад, ставни были плотно закрыты. До сегодняшнего дня.
Тео сделал глоток чая, опёрся о кованые перила и поставил чашку на «кофейный столик», в прошлом служивший стойкой для цветов. Перила скрипнули, но Тео не обратил на это внимания, рассматривая знакомый мелкий узор на приоткрытых шторах во вновь ожившей квартире напротив. Вот в комнате мелькнул силуэт. Девушка в серой майке и широких плюшевых штанах прошла мимо окна. Руки её были подняты к макушке, где она закручивала пучок. Тео замер удивлённо уставившись на оконный проём. Квартиру купили? Уилл впустил арендаторов?
Там, где раньше была гостиная, шторы пришли в движение. Девушка снова прошла мимо окна и открыла широкую балконную дверь. Грохот ставней донёсся через затихшую улицу. Занавеска, скрывавшая за собой комнату, оттянулась, и незнакомка осторожно вышла на балкон, держа дымящуюся чашку в руке. Она с любопытством осмотрела дверь, кажется, убеждаясь в отсутствии повреждений на ставнях. Уже через мгновение девушка подвинула деревянное кресло к резным перилам и устроилась на нём, подобрав под себя ноги. Надела объемные наушники, сделала глоток и поставила напиток на колено. Голова её закивала в такт неизвестному ритму, потом запрокинулась и она, кажется, принялась вглядываться в безоблачную черноту римского неба. Тео проследил за её взглядом. Звёзд не было видно.