Руль истории
Шрифт:
Ни Конфуций, ни Заратустра, ни Аристотель, ни Достоевский с его слезинкой ребенка не придумали бы, хоть всю жизнь думай, более справедливого решения проблемы.
Но на самом деле его никто не выдумывал. Просто в течение тысяч и миллионов поколений те, кто вел себя иначе, кто не ощущал воодушевляющего прилива сил дома и сковывающей робости вне дома, те перебили друг друга и не дали потомства, те не смогли защитить свои икринки, яйца и прочих младенцев и тем более не дали потомства. Вот и весь секрет.
У человека с его хитростью и подлостью, да вдобавок с его различиями в технике вооружений (скажем, крылатые «томагавки» против «калашей» полувековой давности) этот стереотип поведения, безусловно, начинает размываться очень рано. Но его так хочется сохранить!
В православной, например, культуре он приобретает вид максимы
А что сделало в Китае традиционное уголовное право?
Государство не может, чуть что, быстренько накачать слабого защитника собственного дома анаболиками, чтобы он гарантированно побил вломившегося к нему чужака. Да к тому же это был бы порочный выход: такой защитник может тут же оказаться агрессором, стоит ему с его скороспелой мускулатурой выйти за собственный порог и пересечь чужой. И приставить к каждой фанзе по дюжему вэйши с самострелом государство не может. И гвардейцев не напасешься, и неизвестно еще, как они себя поведут — тоже ведь люди.
И тогда находится гениально простой выход, максимально эффективный в условиях большого упорядоченного государства. Вот знаменитая статья уголовного кодекса китайской династии Тан, статье этой полторы тысячи лет: «Всякий, кто ночью беспричинно вошел к человеку в дом, наказывается 40 ударами легкими палками. Если хозяин тут же убил вошедшего, наказание ему не выносится».
То есть чужак даже за само появление в чужом доме в неурочный час и без приглашения ставил себя вне закона, оказывался преступником и подлежал наказанию; если же он наносил какой-то ущерб живущим там, то, ясное дело, получал за это по максимально возможной по закону строгости. Причем получал не от Яхве, и не от Дао, а самым немедленным, удобопонятным и неотвратимым образом — от ближайшего судейского чиновника и его судебных исполнителей. А вот хозяин, даже если пристукнул пришельца — причем не важно, пристукнул ли он его кулаком, или оглоблей, валявшейся во дворе, или мечом, висевшим на стене — не подлежал ровным счетом никакому наказанию. Никаких допустимых или недопустимых мер самообороны, никаких крючкотворских тонкостей. Не в тонкостях Бог, но в правде. Как гласит известная поговорка, в деталях, наоборот — дьявол.
Так право сковывало чужака и вооружало хозяина.
Или вот.
Опять-таки на массе примеров показано и доказано, что поединки самцов самых разных видов, от аквариумных рыбок, ящериц до оленей и многих прочих рогатых проходят так, что даже самые благородные спортсмены могли бы позавидовать — хотя на природе бьются не за престиж, гонорар и кубок, но за куда более важную для всякого нормального живого существа возможность продолжить род. Более или менее долгий период запугивающего гарцевания параллельными курсами, когда что рыба, что лось устрашающе показывают противнику максимально возможный размер своего тела — просторный бок, растопыренные жабры и плавники, вставшую дыбом шерсть, поднятую как можно выше голову с рогами, — раньше или позже сменяется атакой. Никогда не знаешь, у кого первого сдадут нервы.
Можно только восхищаться тем, что тот, кто первым бросается на якобы устрашающий, а на самом-то деле беззащитный бок противника никогда не доводит атаку до конца, если противник не успевает повернуться и тоже принять боевую стойку. Даже если противник вообще не заметил атаки, продолжая себе красиво гарцевать, и вот сейчас бы ему как раз и пропороть рогом мягкий бок и выпустить кишки, либо, например, выдрать жаберную крышку, и все это практически без опасности получить сдачи — удар атакующего лишь намечается и никогда не доводится. Задира вынужден отпрянуть, словно кто-то с потрясающей силой потащил его за шкирку. В Библии о таких случаях пишут что-нибудь вроде: «Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью» [29] . А все потому, что беззащитное положение соперника приводит в действие срабатывающий
29
Ис.40:10.
Более рыцарственного поведения не придумали бы и менестрели. За шесть тысяч лет развития культуры человеческие представления о справедливости в схватке выше этого не поднялись.
А вот опускаться ниже им доводилось бессчетное количество раз. Вспомнить хотя бы историю Давида и Голиафа.
Но олени или рыбы не задумываются ни о справедливости, ни об особых правах своего народа по сравнению с чужим. Просто у них те, кто руководствовался в подобных ситуациях сиюминутной собственной пользой, мало-помалу вымерли. И не могло быть иначе, потому что в мире природном задачей поединка является выяснение того, кто сильнее, а вовсе не кто подлее. Так нужно виду в целом, не говоря уж о конкретной стае в частности, где отличное от рыцарственного поведение грозило бы нанести ей слишком тяжкий внутренний урон. У людей же разум мало склонен мыслить долгосрочными перспективами всей стаи; ему бы урвать что-нибудь личное и по возможности быстро, а потому — не выравнивая возможности при соперничестве, а напротив, всеми силами стараясь нарушить баланс в свою пользу.
Но как хочется тем, кто ответственен и мыслит более глобально, поставить этой тенденции хоть какую-то преграду!
И вот в танском кодексе возникают статьи о драках. «Всякий, кто нанес человеку побои в драке, наказывается 40 ударами легкими палками. Имеется в виду нанесение человеку ударов руками и ногами. …Если человеку было нанесено телесное повреждение, или же побои человеку были нанесены с использованием постороннего предмета, наказание — 60 ударов тяжелыми палками».
Наказание, как мы видим, крайне легкое. 40 легких палок — тьфу. И даже 60 тяжелых — где-то в общем тоже тьфу. Интерпретируется это однозначно: ну подумаешь, мужики подрались, как без этого? Дело житейское. Но уже здесь интересно: эти самые 60 тяжелых двоятся. Их назначали либо если в простой драке руками и ногами кто-то нанес противнику не просто синяки, но телесное повреждение, значимый физический ущерб. Либо, с другой стороны, если сколько-то серьезный ущерб так и не был нанесен, но зато один из дерущихся взял в руки постороннее орудие, то есть попытался перекосить в свою пользу предполагаемое приблизительное равенство в драке двух абсолютно ничем не вооруженных совершеннолетних здоровых дееспособных мужчин. Если же при помощи постороннего предмета было нанесено телесное повреждение, наказание увеличивалось с 60 ударов уже до 80. Если же телесное повреждение было нанесено огнем, кипятком или, например, расплавленным железом — уже до 1,5 лет каторги. Учли даже применение в драке змеи, скорпиона или пчелы — их тоже следовало считать посторонними предметами.
Тот же, кто в нормальной бытовой мужской драке взялся за боевое оружие, только за самый факт попытки его применить наказывался уже 100 ударами, а если успевал с его помощью нанести противнику телесное повреждение — уже 2 годами каторги.
Другими словами, при фантасмагорической легкости наказания за собственно драку всякая попытка бесчестно нарушить ее справедливое течение в свою пользу, то есть применить какой-либо предмет, увеличивающий возможность нанесения вреда противнику, приводила к резкому ужесточению наказания. Чем опаснее был предмет — тем сильнее было ужесточение. Так право пыталось блокировать поведение, отличное от честного, рыцарственного. Это гуманно, это логично, это справедливо. Но такая справедливость уже миллион лет назад не могла удивить ни козлов, ни карасей.
Еще интереснее правовая защита иерархии.
В сообществах животных иерархия играет в смысле трансформации простых рефлексов внутривидовой агрессии колоссальную роль. Достаточно сказать, что те виды, где внутривидовой агрессии нет, и намека на иерархию лишены. Иерархия первым делом вводит в рамки внутреннее соперничество: каждый знает, кто ниже него, но и кто выше. Поэтому минимизируются причины нападать на более слабого и причины бунтовать против более сильного. В стае просто соблюдается так называемый порядок клевания.