Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн

Сколько себя помню, меня постоянно убеждали, что я неправильная. Словно весь мир сговорился и поставил себе цель: доказать, что именно эта девочка очень плохая. «Дрянная девчонка» — именно так часто вырывалось у мамы, стоило мне совершить какую-нибудь ошибку. Разумеется, наедине. При гостях я была у нее «лучшей дочкой на свете», при посторонних «солнышком», во всех остальных случаях «заинькой». Но все пропадало, стоило нам остаться одним. Я сразу превращалась в «дрянь». Не важно, была ли это разбитая чашка, содранная

коленка, рисунок фломастером на обоях. Она роняла это сухо, без злобы, словно отмечая очевидный факт. Мне было так обидно, и слезы наворачивались на глаза не столько от самих слов, сколько от ее ровного, лишенного злости тона. Поэтому в детстве я очень боялась сделать что-нибудь неправильно. Старалась раз за разом быть идеальной дочкой. И, конечно, у меня не получалось.

— Да что не так с этим ребенком? — сокрушенно произносила наша математичка, покачивая головой, ставя в дневник большую красную двойку.

Как я могла объяснить ей, что со мной все так? Что не сделала домашнее задание не потому, что ленилась или забыла. А я просто не поняла ее объяснений. Зачем вообще учить алгебру в школе при консерватории? Мне эти логарифмы с производными в жизни ни разу не пригодятся! Но даже так, ее ученица честно перечитывала учебник, снова и снова вгрызаясь в нудные строки урока, хотя в голове оставалась лишь звенящая пустота. Наверное, если бы вместо букв и цифр там были египетские иероглифы — это дало мне больше понимания: по картинкам можно хотя бы интуитивно о чем-то догадаться. А еще лучше — ноты!

Но я не сдавалась и упорно продолжала попытки, раз за разом перечитывая одни и те же задания. Выискивала объяснения в других учебниках, допрашивала одноклассников, гуглила подсказки в интернете. «Дрянная девчонка» — вырвалось у мамы, когда я в десятом классе получила четверку за год. Единственная неидеальная оценка одним махом перечеркнула все усилия. И опять в ее голосе сквозил этот серый, усталый тон. Позже, ночью, я долго не могла заснуть, глуша в подушку беззвучные всхлипы.

Так происходило всю мою жизнь. Что-то шло плохо — и я старалась. Изо всех сил выцарапывала свое «правильно». Поступила в училище на бюджет. С третьей попытки, но смогла же! Бывало, сессию пересдавала почти по два месяца, но закрывала на «отлично».

— Вы, Васильева, конечно, не гений, — проскрипела седая бабуля, преподававшая нам общую историю музыки, и поставила размашистую роспись в моей зачетке, — но с вашим характером вы до Пекина через Антарктиду дойдете. Без карты и компаса, на одном твердолобом упорстве.

И она мне улыбнулась. Я первый раз за все время обучения увидела на ее лице улыбку. Это было волшебно!

Домом, работой, хобби — всем, за что бы ни бралась, я показывала окружающим, что я нормальная. Правильная. Хорошая. И только одна вещь была выше моих сил.

— Достало! — зло бросил Сережа.

Я услышала, как зашуршали его джинсы, потом вжикнула молния, и только после этого смогла открыть глаза. Он стоял спиной ко мне, застегивая пуговицы белоснежной выглаженной рубашки. Приталенный крой только подчеркивал широкий разворот плеч. Мой парень.

— С тобой вообще невозможно!

Слез не было, хотя поплакать сейчас было бы выходом.

Не пришлось бы выдавливать из себя улыбку, показывая, что меня не задевают его слова. Что на самом деле все не так, и со мной возможно все. Потому что было трудно, чертовски трудно держать лицо, когда рушилось то, что мне было по-настоящему дорого.

Тонкая простынка, в которую я куталась, уже пропиталась потом и неприятно липла к груди, холодя голое тело, но мне было все равно.

— Ну если ты действительно этого хочешь… — Я очень старалась убрать из голоса ноты подступающей истерики, но они прорывались в моем дыхании, судорожном от тщательно подавляемых всхлипов.

— Ты знаешь, что я на самом деле хочу! — Он уже шел в коридор, но резко развернулся, бросив на меня полный презрения взгляд. — Что мне надо сделать? Я честно терпел, поддавшись на твои уговоры. Ждал, надеялся, понимал! Что мне еще остается?!

Его уже несло на эмоциях, и эту лавину было не остановить. Я лишь сильнее куталась в мерзкую простыню, скрестив под ней пальцы и мысленно молясь, чтобы все обошлось: получалось же до этого. Молитва не помогла. Сережа продолжал бушевать, его раскатистый голос заполнял все пространство, нагнетая каденцию ссоры сильнее и сильнее. Мысли путались словно в тумане, до меня доходили лишь некоторые фразы. И они сливались в грозовую музыку, мощную, неотвратимую, от которой невозможно сбежать, заткнув уши, потому что грохот все равно будет острым пульсом отзываться внутри, в такт биению сердца.

— У всех вокруг нормальные отношения! У всех! Но только не у меня! Так может, не во мне дело? Я-то уже все попробовал! Все!

— Я, правда, сожалею, что ты все так воспринимаешь, — тихо произнесла я и увидела, как выражение его лица сменилось с озлобленного на уставшее и даже жалостливое. — Мы можем попробовать еще. Хотя бы еще один раз.

— Нет, Риночка! Я тоже не железный. Я вымотался и устал, я просто хочу нормальную женщину. С которой можно заняться нормальным сексом. Создать нормальную семью. Завести нормальных детей. Сегодня был последний шанс. На этом — все.

Я не шевелилась, продолжая сидеть в постели, пока он шуршал одеждой в коридоре. Не встала, услышав щелчок дверного замка. Приклеенная улыбка медленно сползала с лица. Мой парень… бросил меня?

Взгляд скользнул по стене напротив, задержавшись на стрелках часов: без одной минуты двенадцать. Как символично! Ровно в полночь принц сбежал с бала, а Золушка превратилась в тыкву. Неожиданно для меня самой не смогла сдержать нервный смешок. Тот, кого я любила и ради кого так отчаянно пыталась стать лучше, ушел навсегда, потому что я оказалась неправильной.

«Сломанная игрушка, которая никому не нужна», — промелькнуло в голове, словно возвращая меня в детство.

— Дрянная девчонка, — прошептали потрескавшиеся сухие губы.

И я наконец смогла зареветь в полный голос.

Шум текущей из крана воды гипнотизировал, но все равно не помогал отвлечься от навязчивых мыслей. Я сделала ее погорячее, но согреться никак не удавалось. Меня трясло, словно при ознобе.