Рулетка для Золушки

Аксинина Анна

Весной сбылась папина мечта посетить родной город, навестить родню и столетний дедовский дом. Родители Марины ездили в Новосибирск на открытие мемориальной доски на школе, где работала директором папина мама Анна Петровна. Совершенно не пьющий, Николай Николаевич умел быть душой компании: шутил, танцевал, но лучше всего – пел под гитару. И он, и мама были большими любителями песен, особенно – бардов. Они по двум тактам могли отличить Никитина от Дольского, знали, что автор песни «Парижанка» не Шуфутинский, а Митяев, и застолье с песнями Высоцкого было для них обычным делом. На папином юбилее в прошлом

году они с друзьями юности просидели с гитарой до самого утра.

Папа, конечно, начал с песни Бориса Вахнюка «Я расскажу тебе много хорошего…» Он всегда пел ее для мамы в день рождения. Семейное предание гласило, что эта песня стала признанием в любви сибирского строителя к московской студентке- стройотрядовке. Голос папы, несильный, но приятный, звучал так нежно и проникновенно, что на последних словах, у мамы, как всегда, стали влажными глаза. «Доброю песнею вьюгу развею я, чтобы растаяли льдиночки глаз, и расскажу тебе, если сумею я, как я люблю тебя, тысячу раз». С последним аккордом на даче Белых наступила тишина. Но через минуту посыпались заказы:

– «Виноградную косточку»!

– «Зеленоватые глаза»!

– «При лужке, лужке…», пожалуйста!

– Спойте вдвоем «Мне нравится…»!

– Постойте, девочки, пусть мама выберет первой.

– Коля, я вспомнила, что мы не пели сто лет. «Уходят вдаль московских улиц ленты…» – гимн Первого медицинского. Тем более, что теперь и Машенька стала врачом.

– Что- то я аккорды не помню. Может, Андрюша подберет? – Николай Николаевич дал гитару зятю.

Андрей не стал ломаться, он прекрасно владел гитарой.

– Вы начните, а я подберу, я ее, кажется, слышал по радио.

Мама запевала, папа вторил ей, Галина Леонидовна удачно взяла третий голос. Андрей присоединился к пению на втором припеве. Его красивый звучный баритон настолько усилил звучание, что над заборами всех соседних дач показались головы хозяев. К концу песни уже подпевали все, даже Олег, немного фальшивя, подхватил строчку «…Пускай сегодня мы еще студенты, а завтра – настоящие врачи». Застолье под яблоней получилось уютным и дружным. Но Марина рано почувствовала усталость, вдруг так захотелось спать, что она зевнула посреди песни. Мама пыталась оставить дочку ночевать, хотя домик был явно мал для всех гостей, Галина Леонидовна зазывала к себе, но Марина решила ехать домой. Андрей тут же подхватил сумку, они попрощались и уехали.

«Вот оно как, если большая семья, – думала Марина в машине. – И поработать, и попраздновать есть с кем. А скоро еще двое прибавятся. Придется папе стол надставлять». И суеверно добавила: «Если все будет хорошо».

Она вспомнила разговор с Олегом на последнем обеде у Краснова. Пока Маша ходила смотреть очередные Юлины приобретения для ребенка, а Андрей что- то горячо обсуждал с отцом, Марина захотела выйти на свежий воздух. Олег сразу поднялся и предложил ей руку. Одно слово – Князь! Но оказалось, что прогуляться он пошел не только из вежливости. Как только они немного отошли от крыльца по дорожке с цветочным бордюром, он заговорил:

– Марина, я очень боюсь за Машу. Как ты думаешь, она справится с родами? Я читал, что кесарево сечение считается менее опасным для женщины. Но Маша и слышать об этом не хочет. А я столько нашел в Интернете про

патологии в родах! Там даже есть проценты смертности…

Марине стало понятно беспокойство, которое, порой сквозило во взгляде Олега, обращенном на жену.

– А ты меньше читай всякой ерунды! – в сердцах напустилась она на Олега на правах старого друга. – Не будешь думать о плохом, оно и не случится. И почему ты ко мне пришел за утешением? Я, если ты мог заметить, в таком же положении.

– О, нет, Марина, что ты! Это к тебе не относится. Ты же прекрасная спортсменка, всегда в отличной форме, выглядишь просто великолепно. А Маша – такая хрупкая, слабая. Тебе не кажется, что она побледнела? Может, у нее железодефицитная анемия? Впрочем, по последним анализам – все в норме.

Марина просто онемела от такой упертости. Вот уж – «с точностью до наоборот»: Маша чувствовала себя прекрасно, а Марину донимал токсикоз, отступивший только сегодня под влиянием Юлиной таблетки. Конечно, ради праздника Марина употребила больше косметических средств, а Маша, кажется, вообще не накрасилась, но нельзя же быть совсем слепым. Она уже хотела ответить очень ехидно, но, к счастью, слова застряли на ее языке. «Он думает о своей матери», – догадалась она. Они остановились, Марина хотела взглянуть Олегу в лицо, но он опустил голову.

– Понимаешь, Марина, я думаю о маме, – глядя в землю, глухо проговорил Олег. – Ты, наверное, не знала, что моя настоящая мама умерла при родах. А потом мы с папой встретили и полюбили Наталью Васильевну. Сначала я называл ее «мама Наташа», а потом – просто «мама». Сейчас у меня нет ни отца, ни мамы…

Олег замолчал, но недосказанные тревожные слова как будто повисли в воздухе. Марина уже давно знала, кем приходилась Олегу покойная Наталья Васильевна, но держала свои сведения при себе.

– Олег, – как можно мягче сказала она, – успокойся. Вспомни, лучше, сколько лет было твоей маме?

– Мама была моложе папы всего на два года. Значит, ей было тогда тридцать шесть лет, – Олег поднял на Марину свои бесподобные васильковые глаза, в которых уже не было уныния и страха. – Ну, конечно! Какой же я дурак! Ведь Машеньке всего двадцать четыре! А статистика для возраста до тридцати лет гораздо лучше, как же я не учел? Марина, я всегда говорил, что ты – редкая умница. Дай я тебя расцелую!

– Ого! Стоит оставить жену на минутку, как ее уже целуют! И кто? – Ярославский! Свояк, ты часом не перепутал, на ком женат? – подошедший сзади Андрей принял грозный вид и, насупив темные брови, навис над Олегом, пользуясь преимуществом в росте.

– А ты не оставляй, – невозмутимо парировала Марина. – А то вообще уведут.

Марина отшутилась и не пересказала Андрею содержание разговора с Князем. Она не могла раскрыть перед мужем свои страхи, как уверяла мама, беспричинные и свойственные всем беременным. Но иногда серьезно размышляла, что будет с ребенком, если она умрет в родах? Должен ли он жить с отцом? А вдруг Андрей женится? Или лучше пусть его заберет Маша и вырастит вместе со своим? От этих мыслей ее отвлек зашевелившийся мальчик. «Дура! – обругала она себя. – Хватит думать обо всяких ужасах, адреналин попадает в кровь ребенка, еще заикаться начнет. Нас родили – и мы родим, другого способа нет».