Румбо
Шрифт:
Ощутив потребность справить малую нужду, иду в туалет. В квартире просторный совмещенный санузел. А., который уже закончил половой акт, демонстрирует мне сложный, выполненный по последнему слову техники унитаз. Унитаз плоский, напоминает миску, и снабжён встроенным душем. Неожиданно А. направляет струю из душа мне на штаны — штаны намокают, как если бы я обоссался. Типичная для А. шутка. Я свирепею, выхватываю душ и обливаю А. всего с головы до ног, затем бью по лицу — А. падает на пол. Сразу я отчётливо понимаю, что А. необходимо
Спустя невнятный промежуток времени оказываюсь на улице и иду дворами сквозь низкий лишённый листвы кустарник. Страх разоблачения гнетёт меня. Неожиданно вспоминаю, что убил не только А., но и его вернувшихся домой родителей.
подпольщики
…- Мёртворождённый лишенец, доктор @ имеет сетчатые руки и кабель, который можно использовать как антенну.
…кто это говорит?…
Я не сразу осознаю произнесённое самому себе, потому что всякий раз произношу по-своему.
— Доктор @ высокого о себе мнения, причём мнение своё он формирует, разглядывая себя из-под капюшона подростковой кувалдо-жести.
…вот опять этот голос…
Стряхиваю остатки первобытного ужаса.
Кажется, я только что пережил истые кошмары всех моих предков, вплоть до человечьей линии.
Нелепые, необъяснимые видения.
И они растаскивали тело, и тело теперь собирается вместе очень долго.
Немыслимо долго.
Туловище дрыгается неуклюжими рывками: короеда учат ходить.
<Ой, нога! Нога заболела у дяди!>
У пиздоокого нашего заболела нога.
Так ебать тебя в саркому, правдолюбец!
Так палить твоим жалом из гаубицы!
Вижу узкие стены. Вытянутое помещение: как обрубок коридора.
Здесь кроме меня ещё двое: один — штуцер с лицом из матовой фольги, второй — гайка, изящной, но малобюджетной категории. Штуцер выпиливает про какого-то доктора; гайка слушает, кивая и изредка приговаривая:
— Yes, — оголяя при этом мандибулы.
— Доктор @ считает, что переплавленный румбо — наиболее удачно мотивированный снаряд био-воздействия. Он, по сути, пользуется привилегией сословия насыщенных руд. Хотя и не раз случалось, что в результате переплавки румбо мог восстановиться с бракованной матрицей, в мозговой карте могут быть обрушения.
— Yes, — кивает на меня гайка.
— Да, напримеррр, этот… — штуцер подсасывается и сканирует:
— Эй, ты очнулся?
<Это он мне?>
— Ты очнулся, мартын?
Мигаю в знак подтверждения.
— Ни болта ты не очнулся, дружок. Ты очнёшься, когда по башке как следует получишь — вот тогда ты очнёшься. — сверлит он,
— Yes, — мерцает женщина.
Стены помещения начинают светиться голубым перламутром.
Да, некисло меня поимели.
— Как тебя зовут? — спрашивает штуцер.
— Елдоп.
— Добро пожаловать в наш восстановленный после переплавки коллектив; я — Дрозд. Ефим Тимофеевич.
— Мамочка, — щерится его подруга, демонстрируя номер подмышкой. — Ну, что, Елдоп, как самочувствие?
— Функционально. — вкручиваюсь в помещение. — Не знаю, кто вы, но, прошу вас, объясните хотя бы вкратце, что происходит, и какова моя роль во всём этом… алхимическом чуде?
— Чудо… что ты понимаешь в чудесах алхимии? — беззлобно скрежещет Дрозд, — Нас только что собрали вместе, а теперь начинается второй этап плавки.
— Разве…
— Это было самое лёгкое — переплавка базового уровня. Теперь пойдут плавки тонких тел. За ними — этапы восстановления: вот когда хлебнём лиха.
— Yes, — кивает Мамочка.
— Постойте, — я соскальзываю к ним вплотную, упираясь грудью.
Тела их не лгут.
— Ты, Елдоп, очнулся только сейчас, а мы — сидим тут уже пару фаз… Успели «углы» подстроить: восстанавливает на раз, если сплав чистый. — Ефим Тимофеевич усаживает меня напротив и делает о-п. («обтекаемое проникновение» — примечание елдоредактора)
Мозговая карта начинает раскручиваться, лошадиными силами наливается нижний торс и ментальное отождествление.
Я вспоминаю, что хотя меня и зовут Елдопом, имя это — не моё настоящее. Настоящее моё имя: Елдомкрат Джазгубыль, а служебное — Гобонзищенко; и что я перемещаюсь сквозь уровни, чтобы обогатить свой сплав ураном и ртутью.
— Я просчитал «углы», — Дрозд вытягивает моё внимание вспышкой, — мы будем сидеть в этой камере, покуда все не очнутся. Я очнулся первым. За мной — Мамочка. Теперь ты. Так что пора на выход.
— Куда? — спрашиваю я машинально, хотя и так ясно: куда угодно, только не куда ожидаешь.
Переплавка напоминает в чём-то циркульный поезд, вот оно что: торец помещения расползается, и мы, газуя от напряжения, сползаем по жирному стержню.
Впереди пологая равнина; предыдущее убежище представляет собой род трубокоридора, ведущего из цистерны, установленной на высоких опорах.
Дрозд клюёт бритву, Мамочка тоже почёсывает дёсны… я и сам не прочь подзарядиться — только не хочу сознаваться в этом из-за штуцерской гордости.
Сейчас бы homo живёхонького, с юношеской силой чувств, с трепещущим как от ударов тока очком, едва расчехлившего фольгу на гениталиях. Хотя, при чём тут фольга? у homo фольги не бывает — у них это… белок, мясо.
— Ну, что, Елдоп? Какие будут предложения?
К этому моменту я чётко реинсталлирую, что ни в коем случае не должен сообщать им своё настоящее имя.