Румянцев-Задунайский
Шрифт:
Молодой граф Михаил Румянцев вернулся в армию в начале апреля, в самую слякоть. Отцу он привез десятка три лимонов — домашний гостинец, — а также письмо от матушки.
— Прибыл вовремя, — обрадовался его приезду Румянцев-отец. — Опоздай на неделю, и ты бы нас мог здесь не застать.
— Новый поход?
— Да. На сей раз будем наступать за Дунаем, пока турки не запросят мира.
…Начало нового наступления намечалось на 15 апреля, но к этому времени из ударных корпусов Каменского и Суворова смогли переправиться за Дунай только пехотные полки. Кавалерию пришлось задержать на левом берегу реки до появления подножного корма. Погода стояла холодная, — зелень не шла в рост, а без зелени кавалерия, что пехота без хлеба.
Противник, однако, не давал о себе знать. Турки, по-видимому, поверили в слух о намерении русской армии оставаться на левом берегу Дуная и не ожидали скорого открытия военных действий. Чтобы разведать неприятеля, Каменский выслал вперед по базарджикской дороге три полка донских казаков. Казаки проскакали по направлению на Базарджик 20 верст и не встретили ни одного турецкого солдата. И только повернув на Силистрийскую дорогу и достигнув селения Кучук-Кайнарджи, они обнаружили турецкий лагерь, стоявший на опушке леса. Неожиданное появление русских настолько ошеломило турок, что они даже не попытались организовать сопротивления. Потеряв до 300 человек убитыми, бросив боевые знамена и все лагерное имущество, они бежали в сторону Силистрии.
Первая стычка, конечно, еще ничего не определяла, Румянцев требовал от ударных корпусов, пользуясь неподготовленностью турок, развертывать решительные действия, дорожа каждым часом.
Фельдмаршал руководил армией из своей ставки. Апрельская сырость пробудила в нем старую болезнь — лихорадку. О верховых выездах не могло быть и речи. Да, собственно, в этом и не было надобности. Руководить наступлением из одного центра было удобнее. Между главной квартирой и войсками поддерживалась эстафетная связь. Приказы на места доставлялись в считанные часы. Так же быстро доставлялись донесения с мест. В необходимых случаях, когда был нужен совет главнокомандующего, военачальники приезжали сами. Именно так поступили Каменский и Суворов, когда составили план совместных действий.
Главнокомандующий принял их в присутствии дежурного генерала. Он был бледен. Суворов, сам временами страдавший лихорадкой, не мог не заметить его болезненного вида.
— Ваше сиятельство, у вас жар — сказал, он.
Румянцев досадливо поморщился:
— Пустое, — и сухо предложил: — Докладывайте.
Каменский с некоторой торопливостью, боясь слишком утомить главнокомандующего, стал излагать намеченный им и Суворовым порядок наступления. Оба генерала считали, что имея главной целью наступлений овладение Шумлой, как и предусмотрено общей диспозицией, их корпуса должны идти к Базарджику, а потом к Козлудже. После овладения этими пунктами они находили целесообразным выслать отряд к Варне, чтобы привлечь к сей крепости внимание противника и таким образом ослабить его в Шумле. Шумлу предполагалось взять внезапным ударом. В случае неудачи оба корпуса отходили к Силистрии для соединения с главными силами армии.
Выслушав Каменского, Румянцев с минуту смотрел на разложенную перед ним карту, потом тихо, словно боялся сорвать голос, заговорил:
— Что ж, план ваш в целом можно одобрить. Но я позволю себе высказать некоторые мысли, которые постарайтесь взять в расчет.
Соображения фельдмаршала сводились к следующему: корпус Суворова должен перейти от Гирсова к Черноводам, показывая вид движения к Силистрии, в то время как усиленный отряд из корпуса Каменского направился по берегу Черного моря к Варне, чтобы внушить неприятелю мысль о намерении нашей армии захватить эту крепость. Поход на Базарджик следует начать только после этих маневров: Каменскому — по главной дороге, Суворову — параллельно с войсками Каменского, прикрывая их со стороны Силистрии, время от времени посылая к этой крепости небольшие партии для маскировки действительного
— За мной помимо корпуса значится дивизия князя Репнина, — напомнил Суворов. — Могу ли войска этой дивизии в случае необходимости вызвать на помощь для действий за Дунаем?
— Часть войск, конечно, можете, — ответил Румянцев. — План планом, но обстоятельства в любой момент могут, заставить вас принять иное решение. Так что поступайте по усмотрению, соблюдая согласованность.
При последних словах фельдмаршала Каменский замычал и исподлобья посмотрел на Суворова.
— Нам трудно добиваться согласованности, — сказал он. — Мой сосед во всем старается навязать свое мнение.
— Мнения могут не совпадать. Но если возникает спор, согласно уставу первенство должно принадлежать генералу Каменскому, как старшему, — предупредил Румянцев.
Каменский удовлетворенно качнул головой, Суворов, недовольный, промолчал.
Когда они, решив свои вопросы, ушли, Румянцев с озадаченным видом спросил дежурного генерала:
— Как думаете, сработаются?
— Должны, ваше сиятельство. Каменский, правда, слишком самолюбив, Суворов — порох, а все ж должны, ваше сиятельство, — закончил генерал.
Румянцев с сомнением покачал головой:
— Вряд ли. Впрочем, переставлять их теперь уже поздно: план кампании вступил в силу.
Ударные войска Каменского и Суворова в первые дни наступления не встречали упорного сопротивления. Узнав, что русские идут, на Базарджик, турки выслали навстречу пятитысячный конный отряд. Они еще не знали, что наступление ведется крупными силами, решив, что ото всего лишь поисковая операция. Беспечность обошлась им дорого. Отряд был разбит и бежал по Шумлинской дороге, оставив, на поле боя три пушки и семь знамен. Вскоре Каменский вошел в оставленный турками Базарджик.
Узнав о разгроме неприятельского отряда, Румянцев, приказал Каменскому взять из корпуса Суворова столько войск, сколько потребуется, и продолжать движение на Шумлу. Суворов в свою очередь получил в подкрепление три полка из резерва.
Осторожный Каменский, больше всего боявшийся турецкого окружения, продвигался вперед очень медленно. Смелость взыграла в нем лишь после того, как стало известно о переходе на правый берег Дуная всей русской армии, заперевшей выходы из придунайских неприятельских крепостей и таким образом обезопасившей тылы ударных корпусов. Утром 9 июня его войска дошли до селения Юшени, что неподалеку от Козлуджи, и стали ждать прибытия сюда же корпуса Суворова, следовавшего по другой дороге.
Корпус прибыл к полудню. Соединившись, войска расположились на отдых, а их главные командиры. Каменский и Суворов с крупным отрядом казаков выехали на рекогносцировку местности, где разведчики обнаружили крупные силы противника.
Турецкий лагерь располагался у самых стен Козлуджи, упираясь с одной стороны в перелесок, а с другой — в земляной вал, опоясывавший город. Однако точно определить его позиции не довелось. Сражение началось еще до того, как была закончена рекогносцировка.
А произошло это таким образом. Когда головной отряд казаков стал приближаться к Козлудже, он неожиданно столкнулся с неприятельским пикетом. Короткая стычка вызвала в турецком лагере переполох. Навстречу казакам тотчас выступили спаги. Они приблизились к ним на расстояние ружейного выстрела, но вдруг повернули назад и стали отступать по узкому лесному дефиле. Казаки кинулись их преследовать. Со стороны казалось, что спаги просто струсили и, не пожелав принять боя, решили скрыться. На самом же деле это было не так. Позволив казакам выйти из дефиле на открытое пространство, спаги повернулись к ним лицом и стремительно атаковали. Завязался ожесточенный бой.