Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)

Манскова Ольга Витальевна

Хотел он книгу написать,

Мечтал он гениальным стать -

Таков сюжет.

Она ж умела колдовать,

Она умела танцевать,

Она легко скользила ввысь,

И вы куда-то вознеслись,

И растворились вне времён -

Таков был сон...

Но вот приходит новый день,

И на лицо сплошная тень

Тебе спустилась; ты сказал:

Прости, я должен быть один -

Она ж - растаяла, как дым...

И понял ты,

что не скалой,

Отнюдь, не гирей весовой,

Воздушным шариком была -

Она...

Земля уходит из-под ног,

И сам себе ты - царь и бог.

Таков итог.

– Ну... Вот! Таков сюжет, - после небольшого молчания, виновато сказал Гера.
– Это, так сказать, альтернативный вариант развития событий.

– Спасибо, - сказала Наталья.

– Кстати, твоё амплуа, Гера, я и без таблицы назову: магия восприятия, развитие души, мыслитель... Трубадур! А, с некоторых пор, надо добавить: странствующий трубадур!

Гера театрально поклонился.

– И нищий, как драный кот! Наверное, такова участь всех трубадуров, - добавил он.

* * *

Наталья и Сергей решили побыть ещё немного на берегу. Быть может, Наталья хотела узнать, куда это Сергей собрался её потащить; весь этот пассаж стал для неё весьма неожиданным. Вдруг, Сергей расскажет теперь, в чем тут дело. Впрочем, можно и просто еще раз искупаться.

Поэтому Андрей и Гера от реки к лагерю возвращались только вдвоём. Идти пришлось вначале по камням, потом - по недавнему прокосу с остатками колючего бурьяна. Гера по забывчивости даже не обулся и нёс кеды в руках. Он постоянно наступал на колючки, но продолжал идти босиком.

– Что, такая она колючая - твоя жизнь?
– шутливо усмехнулся Андрей.

– Такая колючая, что просто сил нету, - неожиданно серьёзно ответил Гера.

В это время они, наконец, вышли на ровную гладкую дорогу, которая сворачивала в лес.

– А сейчас, здесь, тебе нравится?
– спросил Андрей.

– Да. Здесь хорошо. Чудо, как хорошо! Т-так бы и остался тут навсегда. Завел бы козу, корову, в лес по грибы стал бы ходить. Хотя, я пока опят от мухоморов не отличу... Умывался бы здесь, даже зимой, водой родниковой. Здоровье здесь, радость. Я, кажется, тут даже з-заикаться перестаю... Но... знаю, конечно, что нужно будет возвращаться в город. К своей никому не нужной жизни, непонятной своей судьбе, нелепой и несуразной. За какие такие грехи несу я эту ношу? Тоскливо...

– Есть люди, пришедшие на землю работать, писать, рисовать, учиться мыслить или общаться. Есть пахари, плотники, рыбаки... Есть ищущие взаимопонимания, доброты, правды. Есть негодяи и разбойники, убийцы и клятвопреступники. Но не о них речь. Ибо есть здесь действительно люди, пришедшие сюда с миссией. Не обязательно - великой. Просто миссией. Той или иной. Не всякая из этих миссий понятна и прозрачна. Например, есть люди, чья миссия впитывать в себя события жизни, быть лакмусовой бумагой... Это - свидетели. Они приходят сюда, чтобы потом свидетельствовать о мире и отчитываться о том, кем они в нём не стали, имея

массу талантов. Они - накопители, собиратели мирового зла, ханжества и бескультурья, проступков и унижений. Они свидетельствуют о мире и показывают, не перевесилась ли уже чаша весов. Все мы, свидетели, будто идём мимо жизни, сквозь жизнь; со стороны иногда кажется, что мы прозрачны и незаметны, не имеем плотной формы. Мы -- лишь свидетели... И посланы, чтобы свидетельствовать.

Не все мудрецы-свидетели становятся мудрецами, не все трубадуры-свидетели - трубадурами; если условия мира не благоприятствуют их раскрытию, они сохраняют лишь функцию свидетельствования. Но это, в то же время - наивысочайшая из миссий. Чем ближе к концу мира, тем больше свидетелей. Они очищают мир и кристаллизуют его самооценку. Изнутри.

Впрочем, всё это - лишь сказка. Сказка о свидетеле...

...Я видел тысячи солнц,

поглощенных тьмою,

Я видел тысячи лиц,

Убитых горем,

Я видел разрушенные города,

Уведённых в плен рабов;

Я видел человеческие жертвоприношения,

Я видел море слёз,

Я видел матерей, онемевших от горя,

Я видел детей, разучившихся смеяться,

Я видел насилие и ложь,

Я видел попрание души и тела,

Я видел попрание законов,

Земных и небесных;

Я видел самое худшее из зол,

Известных в мире -

Я видел несправедливость.

Я видел,

И не мог помешать.

Застыли мои руки,

И мои губы не слушались меня,

И я не мог ничего,

Ибо не дано мне право -

Быть мечом карающим,

Быть Калки Аватаром на белом коне,

Ибо я - лишь свидетель.

Я пришел,

Чтобы свидетельствовать.

Я пришел,

Чтобы сохранить память о том,

Что было и есть,

Сохранить повесть об этой Вселенной.

Я пришел,

Чтобы написать о ней книгу

В своём сердце.

Эта книга - крик моей души.

Эта книга - крик боли о помощи.

Ибо дела неправедные

Давно превысили сотворение.

Я свидетельствую об этом,

И я желаю возмездия.

Все мои чувства распяты на кресте,

Все мои братья предали меня.

Я был послан Отцом на землю,

Как любой из ныне живущих.

И я вновь воскресну в духе,

Чтобы вновь быть посланным.

Моя роль - лишь роль свидетеля.

Не защитник и не обвиняемый,

Я прохожу сквозь века и земли

С одной лишь целью:

Сгореть на огне и остаться цельным,

Пройти сквозь мир и остаться чистым,

Склонить весы в сторону правды.

Когда творится суд небесный,

Заклинаю вас именем того, кто придёт,

Остановить беззаконие!

Тихо, в повисшем молчании, Андрей сказал Гере:

– Иди... И свидетельствуй!

Глава 22. Диана.