Русь и Орда Книга 1
Шрифт:
В первых числах февраля в Карачев нежданно приехал князь Андрей Мстиславич Звенигородский. Василий, несколько удивленный его появлением, насторожился, но тем не менее принял дядю с подобающим радушием.
– Ну, вот и я, братанич дорогой, – ласково говорил князь Андрей, троекратно целуясь с Василием. – Не обессудь, что я тебя по старой привычке так называю. Ведаю, – ныне ты над нами великий князь, и надлежит мне чтить тебя в отцово место, – с добродушным смешком добавил он.
– Полно, Андрей Мстиславич, княжеские дела одно, а семейственные –
– Рад это слышать от тебя, Василей Пантелеич! Сам ведаешь, как сына тебя люблю и лучше иных разумею, что большого княжения из нас всех ты наиболее достоин! От сердца тебя поздравляю и первый пред тобою голову клоню, – с этими словами Андрей Мстиславич и в самом деле низко поклонился племяннику.
– Что ты, дядя Андрей! – обнимая его, воскликнул Василий, невольно поддаваясь обаянию этих льстивых слов. – Не по службе приехал ты, а как дорогой гость и как равный!
– Не только гостевать я приехал, а наипаче долг свой пред тобою исполнить. И поверь слову, Василей Паятелеич, доселе не мог я этого сделать: изрядно позадержался у тестя в Литве, а как добрался до дому, гляжу – делов накопилась целая прорва. Только пот сейчас и удалось вырваться.
– Не разумею я, о чем говоришь ты, Андрей Мстиславич?
– Крест тебе целовать и приехал.
– Ну, какой в том спех? Я тебе и так верю.
– Нет, не говори, Василей Пантелеич! Это надобно сделать немедля. Беспременно сыщутся злые языки, которые станут тебе на меня всякое нашептывать. Так вот, я и хочу, чтобы промеж нас все ясно и чисто было и ты бы сам мое к тебе усердие видел!
– Воля твоя, но знай, я тебя к тому не понуждаю.
– Знаю, родной. Но сам я хочу исполнить то, что мне моя совесть селит. Ты предвари отца протопопа, чтобы готов был, а то мне сегодня же в обрат ехать надобно: княгиню свою оставил вовсе хворой.
– Ну, по крайности, сперва хоть потрапезуем по-христиански!
– От этого отказываться, вестимо, не стану. Только прежь всего хоту я сходить во храм Михаила-архангела, поклониться праху возлюбленного братца Пантелеймона Мстиславича, родителя твоего – Как горевал я, получивши весть о его кончине! Веришь, – целую ночь плакал как махонький! Ехать на похороны было уже поздно, но я в тот час же отписал Покровскому монастырю пятьсот четей земля и две деревни, на вечное поминовение его праведной души.
Пока Андрей Мстиславич совершал свое паломничество, Василии, не переставая удивляться усердию дяди, послал звать к обеду отца Аверкия и бояр. Трапеза затянулась надолго. Звенигородский князь был в ударе и обстоятельно рассказывал обо всем, что видел и слышан в Литве, а боярин Шестак задавал ему бесконечные вопросы, выпытывая все новые подробности. Наконец, когда начало смеркаться, князь Андрей спохватился, что ему скоро надо ехать, и поднялся из-за стола.
– Что же, Василей Пантелеич, – сказал он, – исполним главное, коли ты готов. Так уже буду я спокоен, что даже в мыслях не попрекнешь ты меня гордыней либо каким тайным умыслом. А ты, боярин, – обратился он к Шестаку, – сделай милость, – прикажи моим людям, чтобы зараз коней готовили.
Шестак
– Что-то не вижу я здесь образа Архангела, коим великий дед мой покойного родителя благословил?
– Тот образ в моей опочивальне, в божницу вделан, – ответил Василий.
– Воля твоя, Василей Пантелеич, а хотел бы я крест о целование свое свершить пред ликом семейной святыни нашей. Не можно ли его сюда принести?
Василию была хорошо известна необычайная набожность звенигородского князя, а потому желание это показалось ему вполне естественным. И он ответил:
– Сюда принести трудно: всю божницу, и с лампадами, придется подымать. А ежели хочешь, – пойдем отсюда в опочивальню, и там отец Аверкий тебя ко кресту приведет.
– Добро, пойдем! Спаси тебя Господь, братанич, за то что просьбу мою уважил, – сказал Андрей Мстиславич. Протопоп взял с аналоя массивный золотой крест, и все отправились в княжескую опочивальню.
Подойдя к божнице, освещенной ровным светом лампад, князь Андрей стал на колени и распростерся ниц перед образом архангела Михаила. Все остальные тоже преклонили колени. Свершив краткую молитву, отец Аверкий крестом благословил присутствующих, и все поднялись на ноги, только Андрей Мстиславич еще некоторое время продолжал класть поклоны, шевеля губами и истово крестясь. Наконец он тоже встал и промолвил:
– Счастлив ты, Василей Пантелеич! Счастлив, что в доме твоем находится эта великая святыня нашего славного рода. Пресвятой Архангел, воевода небесного воинства, почиет здесь, и с таким хранителем не страшны тебе все земные вороги!… А в этом ларце, что стоит под образом, должно быть, хранится духовная князя великого Мстислава Михайловича, покойного батюшки моего?
– Да, она, – ответил Василий, подходя к ларцу и опуская руку на его крышку. – Может, желаешь прочесть ее перед крестоцелованием, дабы не иметь сумнения в том, что все свершается согласно воле первого князя земли нашей?
– Что ты, Василей Пантелеич! Какие могут быть у меня сумнения? Я ту духовную добро знаю, и еще раз читать ее нет мне никакой надобности. Да и время мое на исходе. Давай приступим, отец Аверкий!
Священник, с крестом в руке, подошел вплотную к божнице и стал рядом с Василием. Андрей Мстиславич, устремив глаза на лик Архангела, поднял правую руку и отчетливо, без заминки, словно делал это уже не раз, произнес:
– Яз, раб Божий недостойный Адриан, а во святом крещении Андрей, князь звенигородский, перед сими святынями клянусь: братанича моего, Василея Пантедеймоновича, старшим в роду почитать и из воли его не выходить, доколе он большим князем земли Карачевской будет. В том призываю Господа во свидетели и святой крест Его целую!
С последним словом он шагнул вперед и приложился губами ко кресту, протянутому ему отцом Аверкием. Затем низко поклонился племяннику, который обнял его и троекратно поцеловал.