Русь и Орда Книга 2
Шрифт:
Мамай задумался. Спрашивать о чем-либо «великого» хана, который был не более чем игрушкой в его руках, он, разумеется, не собирался, а думал лишь о своей собственной выгоде. В это утро он уже получил от Дмитрия богатые дары и за возвращение ярлыка мог получить еще. Но в то же время ему не хотелось потерять и те десять тысяч рублей, которые остался должен Тверской князь. Ведь теперь, если великое княжение останется за Дмитрием, он этих денег платить, наверное, не захочет и в том будет прав. Конечно, задержав его сына, можно эти десять тысяч все-таки получить, но тогда все скажут, что он, Мамай, поступил как простой разбойник и взял с Тверского князя не
– Я могу уговорить хана, чтобы он оставил ярлык за тобой, если ты приплатишь еще пять тысяч рублей. Но кроме того, ты должен выкупить у нас Тверского княжича, которого его отец оставил в залог, за десять тысяч рублей. Ты этих денег ни потеряешь потому, что можешь держать княжича у себя, пока князь Михаила его не выкупит. Но мы, ежели возвратим ярлык тебе, с Тверским князем не хотим больше иметь дела.
– Согласен! – сказал Дмитрий Иванович после короткого раздумья. Он сразу понял истинное положение вещей и даже обрадовался возможности наказать Михаилу Александровича за его происки: пусть теперь пропадут зря его десять тысяч, которых он мог бы Мамаю и не заплатить!
– Сейчас и возьмешь княжича? – спросил Мамай. Сейчас и возьму, эмир. И чтобы видел ты разницу Московским князем и Тверским, который, по малости достатков своих, должен раздавать под деньги родных детей, – сей же час велю отсчитать тебе пять тысяч рублей за ярлык и десять тысяч за тверского княжича!
Глава 45
Ставка Мамая в ту пору находилась верст на четыреста выше Сарая, на правом берегу Волги, где стоял большой и оживленный татарский город Укек. В нем временно, как здесь говорили, – покуда не будет очищен от мятежных ханов Сарай-Берке, – проживал Магомет-Султан со своим гаремом; Мамай же, – отчасти по привычке к походной жизни, а больше из присущей ему осторожности, – жил в юрте, за городом, в становище особо преданного ему тумена. В полуверсте от его ставки, также в шатрах, расположился лагерем великий князь Дмитрий Иванович, со своими людьми.
В течение месяца, пока Дмитрий ожидал приема у Мамая и у хана, его приближенные, из которых многие находились в Орде впервые, с любопытством присматривались к окружающему и почти ежедневно наведывались в Укек. А в нем было на что поглядеть и чему подивиться.
Город, насчитывавший несколько десятков тысяч жителей, был расположен на самом берегу Волги, у подножия невысокой горы, по мере своего роста взбираясь все выше на ее глинистые склоны. Внизу стояло много больших каменных зданий, красивых мечетей и караван-сараев; на уступах горы лепились глинобитные домики поменьше, по только самые невзрачные и жалкие лачуги были, казалось, достаточно легки и проворны, чтобы вскарабкаться почти до самой ее вершины.
С тех пор как в Орде пошли нескончаемые усобицы и Сарай стал подвергаться частым разграблениям, множество искусных умельцев и простых ремесленников начало переселяться оттуда в Укек, способствуя росту и процветанию города. Но богател он, главным образом, своей торговлей. Это был первый татарский рынок на водном пути, по которому шли из Булгар и из северных областей Руси всевозможные товары, предназначенные для продажи на юге: меха, кожи, шерсть, кузнечные в шорные изделия, мед, воск, а также моржовая и мамонтовая кость, а главное – соль с Урала.
*Этот город, упоминаемый в русская летописях под именем Содома, находился на девять верст выше нынешнего Саратова.
**В северных областях России, а в особенности в Сибири, и до наших дней находят большое количество мамонтовых бивней, которые ранее служила ценным предметом торговли. Вполне заменяя слоновую кость, и стоили гораздо дешевле последней.
В обратном направлении двигались по Волге ткани, оружие, хлеб, вино, ковры и драгоценная утварь. Многие иноземные купцы, прежде совершавшие все торговые сделки в Сарае, теперь приезжали со своими товарами в Укек, чтобы здесь с большей выгодой поменять их болгарским купцам на собольи и горностаевые меха. Кроме того, и сам Укек славился своими резчиками но кости, искуснейшими гончарами, а в особенности – мастерами по выделке кожаных татарских доспехов, имевших широкий спрос во всей Орде.
В силу всего этого город жил напряженной деловой жизнью, и рыночные площади его всегда были полны всевозможных товаров, иной раз и вовсе не виданных на Руси, а потому люди князя Дмитрия Ивановича не упускали случая потолкаться по этим базарам, поглядеть, а то и закупить, что приглянется.
Однажды, в день большого торга, боярин Иван Васильевич Вельяминов, который тоже находился в свите великого князя, прохаживаясь в сопровождении нескольких слуг по рыночной площади города, был остановлен диковинным зрелищем: на плотно утоптанной земле, под стеной караван-сарая, сидел, поджав под себя ноги, изможденный старик с очень темным высохшим лицом и желтовато-серой бородой, – точно под цвет его заношенного халата. Старик, приложив к губам коротенькую камышовую дудку, наигрывал что-то жалостливое, а прямо перед ним, в середине большого круга, образованного толпой зевак, стояла на хвосте, покачиваясь из стороны в сторону, большая черная змея, с головою, раздутой как пузырь.
Вельяминов глядел на это довольно долго, так что даже начало клонить ко сну, и он сам, подобно той ученой змее, начал легонько покачиваться туда-сюда. Но тут старик, панно оборвав жалостливую мелодию, задудел что-то веселое и змея, тотчас приподняв голову-пузырь, начала приплясывать на хвосте, ровно бы приноравливалась. Малое время спустя, заметив, что и сам он притопывает ногами в лад музыке, боярин с досадою отвел глаза в строну и, чтобы прогнать наваждение, оглянул лица стоявших вокруг людей. Одно из них, красное и широкое, как лопата показалось ему знакомым, но Иван Васильевич не успел вспомнить, где его видел, так как внимание его снова привлекли действия темнолицего старика, который, перестал играть, сунул дудку за пазуху и протянул вперед поросшую седым пухом руку. Змея, голова которой сделалась теперь маленькой, как у обыкновенной гадюки, тотчас полезла к нему в рукав и скрылась под халатом.
Ее хозяин, не торопясь и не обращав никакого внимания на собравшуюся вокруг толпу, вытащил из-за спины небольшой горшочек с землей, воткнул туда какое-то зернышко, полил водой из стоявшей рядом тыквенной баклаги и что-то забормотал, легонько поводя сверху руками.
Не прошло и пяти минут, как земля в горшке зашевелилась, из нее выбился тонкий бледно-зеленый побег, который на глазах стал расти и ветвиться, покрываясь узкими, блестящими листьями. Изумленный Вельяминов незаметно подергал себя за кончик уха, – но нет, он не спал и действительно видел все это наяву.