Русь и Орда
Шрифт:
После долгих пререканий было решено собирать вече на площади, но в колокол при этом не бить, чтобы в кремле не догадались, в чем дело. Кроме того, Шабанов посоветовал на всякий случай загородить все улицы, идущие со стороны кремля, и приходить на сход вооруженными кто чем может.
Пока бирючи отправились в слободу и в ближайшие села скликать народ, оставшиеся принялись за работу. Через три часа входы со всех улиц, кроме одной, были завалены бревнами, камнями, глыбами льда и снегом. Площадь очистили от всего лишнего и посредине
Народ между тем подваливал со всех сторон, и вскоре вся площадь оказалась заполненной. На помост взошли земский и торговый старосты, Дмитрий Шабанов и еще несколько наиболее уважаемых лиц, имена которых выкрикивали из толпы. Посадский протопоп, отец Евтихий, долго отказывался от этой чести, не зная, как отнесется к тому владыка Исаакий, но в конце концов махнул рукой и тоже влез наверх.
Закричал бирюч, призывая всех к молчанию. Земский староста замахал шапкой и объявил вече открытым. Протопоп, сняв с себя наперсный крест, благословил старшин и толпу, после чего выступил вперед Шабанов и низко поклонился народу.
— Братья! — крикнул он. — Народ православный! Почто мы сегодня собрались, всем вам ведомо. Времени у нас мало: всякий час могут сюда нагрянуть княжьи люди. Так давайте без лишних баек и споров решать судьбу земли нашей Брянской, и да вразумит нас Господь своею премудростью!
По площади прокатился гул одобрительных голосов. Многие, скинув шапки, осеняли себя крестным знамением. Выждав, пока все снова затихло, Шабанов продолжал:
— Каков есть князь наш, Глеб Святославич, и как печется он о народе своем, каждому ведомо. Так вот, пусть вече скажет, допрежь всего, свое слово: люб ему сей князь али не люб? И надобно ли ему из Брянщины путь указать?
— Не люб он нам! — раздались отовсюду крики. — Пропади он пропадом, антихрист проклятый! Наладить его отселя к нечистому духу! Не хотим такого князя!
— На энтом весь мир, как один человек, стоит! — крикнул, протискиваясь вперед, рябой мужичок, принимавший столь деятельное участие в утренних событиях. — Да ведь князь-то добром не уйдет! Как сгоним-то его, братцы?
— О том речь впереди, — ответил Шабанов, — а сперва надобно с одним делом покончить. Стало быть, Глеба Святославича мы не хотим. Но не зря говорится, что без князя земля вдова! Значит, перво-наперво надобно думать: кого звать к себе князем? И может статься, что тот новый князь сам пособит нам старого согнать!
— Истина!
— Где там истина! То наихужее, что может быть: заварят они тут кашу, а мы хлебай! Один на другого татар призовет, а тот на его литовцев либо смоленцев, и вконец землю нашу разорят!
— Всем еще памятно, как тут брянские-то князья друг дружку чубасили!
— Самим надобно энтого согнать, а уж след того нехай другой жалует!
— Самим сгонять — это тожеть непросто! Сколько крови-то нашей прольется!
— Надобно сперва свой выбор
— Да чего ж? Из брянских князей, окромя Глеба Святославича, почитай, один Дмитрий Александрович остался!
— Ну и нехай остается, бодай его козел! Не хотим мы его!
— Не хотим боле князя из этого поганого роду!
— Из иных русских земель князя надобно звать! Брянскими мы уже во как сыты!
— Одного из московских княжичей можно призвать!
— Не хотим московских! Москве только покажь сюды дорогу — почухаться не успеешь, как она всю землю нашу под себя подберет!
— Энтим пальца в рот не суй!
— Смоленского, Василея!
— Бери его себе, а нам не надо! С ими, со смоленскими, войны не оберешься, а нам бы хоть чуток тихо пожить!
— Из смирных князей надобно выбирать и не драчливого роду!
— Так тогда что ж? Смирнее карачевских нету! Энти николи сами не воюют, только обороняются, когда на них кто лезет!
— И добро обороняются! Всем, чай, памятно, как летось Василей Пантелеич нашему воинству налатал!
— Его и звать! Лучшего князя не сыщем!
— Вот это князь! Погляди, как у его люди живут!
— Василея Пантелеича хотим к себе князем!
— Смоленского княжича хотим! — заорал кто-то из кучи торговых людей. — Смоленского Василея, а не карачевского!
— Пойди ты к лешему, живоглот, со своим смоленским! Знаем, пошто ты за его кричишь!
— Корысть торговую выше блага нашего ставишь, чертов толстосум!
— Карачевского, Василея!
Растолкав народ, к помосту пробился однорукий Федька, водивший медведя, и, подняв над головой свою культяпку, закричал на всю площадь:
— Братцы! Поглядите сюды! Вот энту руку мне Василей Пантелеич самолично отсек! Через его я калекой стал! А все же я здеся громче всех кричать буду: его хотим к себе на княжение! А руку он мне отсек, когда летось повел нас Голофеев карачевских смердов полонять, а Василей Пантелеич нас в лесу настиг. И рубанул он меня, спасая парнишку-холопа, коего я мало не размозжил!
— И я там был! — закричал кто-то из толпы. — Весь отряд наш карачевцы тогда полонили, и всех до единого Василей Пантелеич велел отпустить без откупа. Вот это князь!
— У такого и в ногах поваляться стоит того ради, чтобы принял нас под свою руку!
— Надысь сказывал мне сват мой, из карачевского села Клинкова, — крикнул рябой, — что приехал до них князь Василей Пантелеич и повелел всем, кто победнее, земли прирезать, а безлошадным подарил коней! А прикащика боярского, что народ обижал, присудил плетьми сечь!
— Энто настоящий князь, а не такой, что у народа как чирей на спине сидит!
— Его давай на княжение! Василея Пантелеича! — закричали кругом. — О иных и слышать не хотим!