Русь сидящая
Шрифт:
Федор тогда неопытный еще был, обрадовался. Мол, это интимное обстоятельство сузит круг поисков.
Ан нет. Хрен наны по всей морде.
Стали изучать телефонные контакты потерпевшего – а номера у него почти все с женскими именами, с полтысячи. Это привело Федора в некоторое недоумение, и группа стала прозванивать номера. Звонят Вике – а попадают на Виктора. Быстро выяснили, что имена женские, может, и души женские, и гендерно граждане себя определяли как женщины, но на самом деле это мужчины. Со всеми первичными половыми признаками. Многие женатые, многие счастливо женатые, многие имеющие детей и многие –
Никто из допрашиваемых не взял адвоката. Не надо, говорят, нам адвокатов и лишних ушей.
Приносили свои телефонные книжки, рассказывали о своих контактах. И круг подозреваемых оказался у Федора такой, что в жизни у него такого не было.
И вот выходят в конце концов на некоего Мишу. На него дает показания бомжеватый парень, который с Мишей познакомился и встречался в самом центре города, в сквере Чапаева. А в сквере Чапаева хорошо – кусты, скамейки, тепло, пивные ларьки, рыбка, мужики душевные и полный голубой огонек. Выходит Федор на Мишу, пытается вызвать его на допрос – а он дерзкий. Орет и на следователя, и на прокурора Федора – вы кто такие, говорит, вообще? Оказывается – начальник одного городского УВД.
Мент. Вот она, ласточка с петелькой.
Начали разрабатывать Мишу. И посыпались на него показания, и все в один голос говорят – по пятницам мы с ним встречались в сквере Чапаева. И один встречался и имел интимный контакт, и другой, и третий, а также несколько захватывающих рассказов о любимых Мишиных извращениях. Жестких.
Но почему всегда по пятницам?
Не мог он по пятницам, не верил в это прокурор Федор Алексеев. Молодой, наивный, непьющий, неженатый, Федор тем не менее твердо знал, кто бухает по пятницам, а для кого пятница – святой день. По пятницам бухают менты, прокурорские, судейские. Госорганы всякие. Остальные-то могут в любое время бухнуть, если что. А пятница – это наше время, так всегда было, в это Федор верил.
А свидетели хором показания дают: каждую пятницу встречаемся в сквере Чапаева. Мишу, мол, хорошо знаю и нежно люблю, знаток. Попили пива – я ему в кустах. Еще попили, сходили в кусты – он мне. Рыбки поели – разошлись по женам. Все нормально.
В конце концов допрашивают дерзкого Мишу. И после доверительной беседы Миша рассказывает молодому Федору: да, действительно, занимаюсь этим уже не первый год. Не наказуемо. Хожу в сквер Чапаева к юношам и дяденькам. Ненаказуемо. Женат, педерастом не являюсь, а являюсь отличником боевой и политической подготовки.
И Федор, уж когда все записали, его спрашивает: ну а зачем тогда?
– Жена ревнивая.
– И что?
– Да как ты не понимаешь? Если я к бабе еду, от меня пахнет вином, коньяком, духами. А тут я прихожу из сквера Чапаева, от меня пахнет пивом, сигаретами, рыбой, и никаких вопросов. Пива попить вечером в пятницу – можно, к бабе съездить – нельзя. Поэтому я хожу пить пиво. Но к бабе же хочется. А к бабе нельзя. А тут то же самое.
– Ни фига ж себе то же самое!
– Да если б ты попробовал, тебя за уши оттащить нельзя было бы! Ты сходи, прокурор, попробуй, а потом разбирайся.
И это все нетолерантный Федор запротоколировал, зафиксировал в протоколах следственных действий.
– Я теперь это не приветствую, – говорит Федор сейчас, напуская звериную серьезность. – У меня теперь друга позиция, я бы очень хотел, чтобы его вернули в органы правоохранительные. Чтобы там как можно больше таких людей было, как в сквере Чапаева.
Измывается над классово близкими ментами, да.
А убийство то так и не раскрыли. Позвонили откуда надо, мол, прекратить немедленно преследовать приличных людей по признаком сексуальных предпочтений – начальство Федино намек уловило. Объявили Федору выговор, да тем и кончилось.
Мариинская впадина
Райцентр Мариинский Посад – он не где-нибудь там. Он рядом с Чебоксарами, километрах в 30. Но в Посаде, конечно, уже совсем другая жизнь: иной у нее смысл, иные звезды светят мариинцам, иное солнце и иная правда разлиты в их мариинской крови.
И городской прокурор Мариинского Посада, опять же, сильно отличился. Накосячил немыслимым, грандиозным образом, так что была назначена комплексная проверка, причем колоссальных масштабов. И тебе республиканская прокуратура, и МВД, и уголовно-исполнительная инспекция, всех, кого могли, туда, в эту проверку включили – чтобы съездить и убить сразу весь район. Расстрелять, через повешение и пожизненно. Тысяча чертей на сундук мертвеца и бутылка рома. Вот как накосячил мариинский городской прокурор.
Проверка прибывает, везде в Посаде жесть, ужас и кошмар, все сотрудники полиции сгоняются и стоят парадно с выпученными глазами по периметру всего, а кто не сгоняется, тот разбежался и прячется от греха подальше, тихо сидит, не отсвечивает.
Вот такое утро случилось в конце мая в Мариинском Посаде. Тепло везде разливается, землей пахнет прогретой, сирень в палисадниках добавляет неги, брачующиеся птички и лягушки вносят сумятицу в размеренный гормональный фон мариинцев – а тут комплексная проверка инфарктного масштаба.
Но, как известно, война войной, а обед по расписанию.
Обед святое. Местный ресторан потребкооперации не без гордости за свой лучший сет усиленного питания ожидает визита высокой делегации.
Авто с начальством отъезжает от районной прокуратуры. Ехать километра три. В машине: начальник следственного управления прокуратуры республики в ранге заместителя прокурора республики, начальник отдела, прокурор района и несчастный проверяемый городской прокурор. Авто выезжает за периметр полицейского оцепления, и за окном начинается мирная жизнь, которой до комплексной проверки совершенно как до фонаря.
Травка свежая, пахучая, зеленеет, цветочки пробиваются, козочки по обочинам пасутся. И лежит на дороге мужик.
Видно, что пьяный. И видно, что ему очень, очень хорошо. Он лежит и улыбается. Он в сознании, но глаза его закрыты. Он как Будда на переходе к самадхи. И все ему по кайфу, даже прокуратура.
Авто с комплексной проверкой тормозит, ибо Будда лежит практически посредине неширокой дороги. И тут главный начальник, заместитель прокурора республики, как заорет на несчастного проверяемого прокурора: