Русь. Том II

Романов Пантелеймон Сергеевич

Все делали вид, что ничего не произошло и в ней перемены никакой не замечают. Она же принимала это за чёрствое равнодушие к её судьбе. Сара по-прежнему была весела, оживлённа и, со своими кудрявыми волосами и белыми, как сахар, зубами, вызывала к себе неприятное чувство у Маши. Ей казалось, что Сара намеренно подчёркивает, что все л и ч н ы е чувства, с точки зрения революционера, — пустяки, и не стоит им уделять никакого внимания.

Но был один человек, со стороны которого Маша всё время видела чуткое, осторожное к себе отношение и желание всеми

силами помочь ей. Это был Алексей Степанович.

Он каждую минуту старался быть ей полезным и делал это незаметно и осторожно, точно боялся, что она увидит его излишнее внимание и запретит ему проявлять его.

Маша старалась делать вид, что ничего не замечает, потому что в противном случае нужно было бы как-то отвечать на это внимание. Но отвечать она не могла: у неё было по отношению к Алексею Степановичу какое-то необъяснимое чувство физического отталкивания. Кроме того, она каждый день с особенной остротой замечала неприятные для неё черты в его манерах. То он утирал усы сложенной в горсть рукой, то садился как-то на кончик стула, и когда пил чай, то держал стакан тремя пальцами, поджимая указательный и средний. Носовой платок у него был постоянно несвежий. Пользуясь им, он, точно пряча, держал его комочком, развертывая, сколько нужно. И лоб утирал тем же комочком.

Всё это ставило точно какую-то стену между ним и ею. Она не знала, что делать. Часто, как бы из раскаяния, старалась быть к нему как можно внимательнее, но тут же замечала, что этим даёт ему нежелательный повод на что-то надеяться, тогда как на самом деле у неё к нему не было решительно ничего, кроме какой-то тягостной неловкости.

Но чем дальше, тем больше где-то в глубине души у Маши зарождалась тайная признательность к этому человеку за то, что он своим молчаливым вниманием уменьшал в ней тяжёлое чувство одиночества после гибели мужа.

У неё было впечатление, что около неё друг, друг самый верный, преданный и бескорыстный, который сделает для неё всё, чтобы ей было хорошо.

Когда они пошли на Лиговку, Маша несколько времени шла молча, потом сказала:

— Я никогда не забуду того, как вы были чутки и добры ко мне всё это время. С вами я не чувствовала себя одинокой. Хотя это и очень скверно, что я с товарищами могла чувствовать себя одинокой, но… но это правда.

Алексей Степанович покраснел грубым румянцем деревенского парня и молча глубоко надвинул фуражку.

Через полчаса прибежала Сара и, увидев, что их уже нет, в отчаянии всплеснула руками. Шнейдер только что сообщил ей, что группа товарищей, собравшихся на Лиговке, арестована, и нужно предупредить остальных, чтобы туда не ходили.

Очевидно, было уже поздно.

Маша с Алексеем Степановичем шли по мало освещённым переулкам, приближаясь к Лиговке.

— Почему-то всегда случается так, что человека по-настоящему начинаешь ценить, как он того заслуживает, только тогда, когда потеряешь его? — сказала Маша.

— Вы говорите о своём муже? — спросил Алексей Степанович, опустив голову и глядя себе под ноги.

— Да,

о нём. Мне казалось, что он связывает меня, лишает меня возможности личной жизни. Но на самом деле я сердилась на него, чтобы оправдать свою пассивность. Фактически я сама не делала ничего, чтобы иметь эту личную жизнь. Когда же я твёрдо решила иметь её и сказала, что уезжаю от него в Петербург, я не услышала ни одного слова упрёка, несмотря на то, что он в это время отправлялся на фронт, где и…

Алексей Степанович, не отзываясь, шёл рядом. Он всегда замолкал, когда Маша говорила о своём муже. И неизвестно было, что он думал тогда.

— И дело было вовсе не в том, что он меня стеснял, а как раз в том, что, занятый своей партийной работой, он меня совершенно не стеснял и не касался моей жизни. Я была совершенно свободна, но мне было холодно от этой свободы, и она была для меня хуже всякой несвободы.

Маша вдруг, положив свою руку в перчатке на рукав Алексея Степановича, улыбнулась и сказала:

— Я очень скрытный человек и не понимаю, к чему я вам всё это рассказываю?

Алексей Степанович неожиданно крепко взял её под руку и прижал локтем её руку к себе.

Маша, отшатнувшись, испуганно взглянула на него. У неё мелькнула неприятная мысль, что её спутник придал её словам гораздо большее значение, чем они могли иметь.

Но Алексей Степанович, не обращая внимания на её движение, ещё сильнее прижал её руку.

Они уже подходили к дому, где было назначено собрание. И в это время Маша увидела под воротами человека, который закуривал папиросу, и что-то в его закуривании было неестественное. Как будто он этим хотел оправдать своё стояние под воротами. Он закуривал как-то уж слишком долго.

Маша мгновенно поняла, почему Алексей Степанович сдавил ей руку. До дома оставалось несколько шагов. Стало совершенно очевидно, что за ними следят и что в доме засада.

Алексей Степанович спокойно продолжал говорить. Маша не слышала и не понимала его, и, к её удивлению, он открыл парадную дверь подъезда, откуда пахнуло ещё не прогревшимся с зимы сырым и холодным воздухом.

Они стали подниматься на лестницу и услышали, что навстречу им кто-то спускается вниз.

Алексей Степанович обнял Машу и беззаботно шагал, смеясь и что-то рассказывая, а рука его, противореча его беззаботному виду, нервно вздрагивала.

Навстречу им спускался молодой человек с усиками, в котелке и с тросточкой, которую он вертел кругообразными движениями между пальцев.

Маша поняла всю опасность, но она чувствовала руку, которая обнимала её за спину, и с задорной усмешкой посмотрела на спускавшегося молодого человека.

Квартира, в которую они шли, была на пятом этаже. Они прошли уже три этажа, а Алексей Степанович, притворившись слегка подвыпившим, всё продолжал идти и беззаботно болтать.

Маша чувствовала его напряжённость, напряжённость зверя, который почуял около себя смертельную опасность и, обманывая преследователей, ищет выхода.