Русалка
Шрифт:
Ондайн с покорным видом встала и вышла из-за стола. Юстин также поднялся, целуя ее руку и отвешивая вежливый изящный поклон.
— Дорогая сестрица, увы, мой брат, этот грубый мужлан, то и дело отсылает вас. Как жаль, что я не встретил вас прежде него!
— М-м-м, да, действительно жаль, — сухо пробормотал Уорик. — Спокойной ночи, брат!
Юстин рассмеялся:
— Спокойной ночи.
«Вне всяких сомнений, я здесь как в тюрьме!» — думала скорбно Ондайн, пока Уорик выводил ее из зала. Его пленница и, кажется, по собственной воле. Поскольку
Сбежать от него? Это значит сбежать от прикосновений, обжигающих, как огонь. От теплоты его тела, прижимавшегося к ней. И от насмешек, да. И от этих рук, сжимавших, как маленькие крабы, ее запястья. И еще от его дыхания, голоса, глаз. От внезапно прорвавшейся нежности и страсти, когда он клялся защищать ее. Она зажмурилась. Дура! Ему нет до нее никакого дела, он ею просто пользуется.
Уорик открыл дверь, и Ондайн направилась через музыкальную комнату в свою спальню.
— Ондайн!
Девушка вздрогнула и, остановившись, обернулась. Она видела его пронзительный взгляд, озабоченность, все, как во время обеда. Он улыбался, скрестив руки на груди.
— Слушаю, господин?
— Мы выезжаем утром.
— Да, милорд.
— Любимая, — сказал он мягко, затем подошел к ней с участливой улыбкой и нежно погладил по щеке. — Раньше ты так сильно протестовала против нашей поездки, что я поневоле усомнился в этой неожиданно возникшей покорности.
Ондайн потупила глаза и отступила назад, беспомощно опустив руки.
— Вы сказали, что я все равно поеду, по своей воле или насильно. Я предпочла подчиниться. А теперь, если позволите, я лягу спать, я очень устала. И к тому же завтра мы должны рано выехать.
Она повернулась и быстро убежала, не решившись даже удостовериться, насколько он поверил разыгранному спектаклю.
В спальне Ондайн скинула только туфли и калачиком свернулась под одеялом. «Интересно, сколько придется ждать, пока он крепко уснет?» — думала она мрачно.
Почти невероятная, но единственная и последняя оставшаяся у нее надежда — потихоньку выйти из комнат, пока Уорик спит, добежать до конюшен и украсть лошадь. И она сделает это сегодня ночью, когда Клинтона нет в конюшне и Джек не сторожит у дверей, уверенный, что хозяин сам охраняет спокойствие госпожи.
Ох, как же долго тянется время! Ей показалось, что прошла целая вечность, пока она лежала, закутавшись в одеяло и слушая свое дыхание и шаги Уорика в музыкальной комнате. О чем он думает? Может быть, ему не терпится побыстрее доехать до двора и оказаться в страстных объятиях своей любовницы?
Конечно, самое лучшее — держаться подальше от этого высокомерного животного! Это он заставлял ее дрожать от бессильного бешенства! Он задевал ее чувства! Он пугал ее! Она хотела от него всего и ничего! Будь он проклят! Ей нужна только свобода, чтобы восстановить доброе имя отца и защитить себя от клеветы.
Наконец Уорик пошел спать. Свечи в комнате погасли, горели только дрова в камине. Ждать оставалось
Ондайн уже собралась встать с постели, когда, похолодев от ужаса, обнаружила, что Уорик и не собирался спать, а стоял на пороге ее комнаты, как обычно, с неизменной насмешливой улыбкой на бесстрастном и прекрасном лице.
Она сглотнула, поспешно закрыла глаза и принялась молиться, чтобы он не успел заметить в темноте ее изумленный, устремленный на него взгляд.
Прошло еще немного времени. Ондайн старалась дышать как можно ровнее. Наверное, Уорик уже убедился, что она спит, и ушел к себе в комнату.
Она открыла глаза и испуганно взвизгнула.
Он совсем никуда не ушел, а стоял, склонившись над ней, уперев руки в бока и дьявольски сверкая своими золотистыми глазами в отблесках пламени камина.
Со скоростью взвившегося кнута с нее было сорвано одеяло — под ним лежала совершенно одетая Ондайн.
— Дорогая жена! Что это такое? Ночная рубашка последней модели?
Лорд Четхэм сел на кровать и обвил, как горжеткой, пальцы вокруг ее горла.
— Какая небрежность с моей стороны! Я готов был поклясться, что наилучшим образом позаботился о вашем ночном гардеробе и обеспечил вас всем необходимым!
Ондайн снова закрыла глаза в безнадежном отчаянии.
— Идите к черту! — сказала она, собрав остаток сил.
— Прошу прощения, дорогая, но я собрался во дворец да к тому же рука об руку со своей обожаемой женой.
Уорик встал, поймал ее руку и дернул так, что она сдавленно и протестующе вскрикнула, но вынуждена была встать на ноги. Теперь она окончательно поняла, что ее планы разрушены и что впереди ожидают лишь новые мучения. Она с ненавистью посмотрела в лицо своему мучителю и крикнула:
— Что вам еще надо?! Вы разбили все мои надежды, и я все равно уже не убегу от вас…
— Притворная бестия! — резко оборвал он. — Ты что же, надеялась пробежать мимо меня? Я же говорил тебе, дорогая, что просыпаюсь от малейшего шороха.
— Но я даже не шевелилась!
— Ах, зато мысли в твоей прекрасной голове шевелились весь вечер!
— Ладно, хватит об этом! Я здесь! Оставьте меня наконец в покое!
— Нет! Как я могу, графиня, оставить вас… спать в столь неподобаюшем виде?! — воскликнул Уорик с театральным возмущением. — А ну-ка повернитесь ко мне спиной!
И, не дожидаясь исполнения команды, железные пальцы впились ей в плечи и крутанули ее, а затем принялись расстегивать крючки на платье.
— Стойте! Я уже никуда не убегу! Я хочу спать, чтобы быть готовой к отъезду…
— Нет нужды готовиться настолько заранее, чтобы спать в таком виде, моя дорогая. Стойте спокойно… или я разорву в клочья вес ваши тряпки.
Уорик сказал это беззлобно, словно констатировал факт. Дрожа всем телом, она старалась стоять как можно спокойнее, пока он заканчивал возиться с крючками, а затем бросилась прочь, бормоча сквозь зубы: