Русалка
Шрифт:
— Джем! — гневно донеслось с порога.
Ондайн застыла при звуке дядиного голоса. Капюшон скрывал ее лицо и волосы, и он не узнал ее.
— Если у нас гости, — продолжал дядя, — пригласи их в дом, болван! Не стой там, как осел!
Ондайн повернулась, отбросила капюшон и взглянула дяде в лицо.
Вильям принадлежал к фамилии Дуво по какой-то весьма отдаленной родственной линии. Дедушка-Ондайн женился на матери Вильяма после смерти первой жены и дал Вильяму имя. Мальчик рос вместе с отцом Ондайн как его родной брат, ни в чем не чувствуя себя ущемленным. У братьев
Она сдержанно улыбнулась дяде, ломая голову над мучительным вопросом: остался бы в живых ее отец, если бы она тогда согласилась выйти замуж за Рауля? Сейчас она готова была заплатить какую угодно цену, но отца не вернуть.
Вильяму было под пятьдесят. Он сохранил густые темные волосы и стройную фигуру, крепкую для своего возраста. У него были очень длинный и тонкий нос, узкие губы, которые неприятно извивались, когда он желчно шутил. Но в общем, этот высокий и даже по-своему красивый человек не без оснований мог рассчитывать на внимание женщин.
— Здравствуй, дядя, — просто сказала Ондайн.
— Ондайн… — назвал он ее по имени, глядя на нее как на привидение. В этот день она оделась во все белое, так что со страха ее можно было принять за восставшего из мертвых духа. Из-под пушистого мехового манто выглядывали белая бархатная юбка и лиф из белого льна и кружев. И тем ярче казался цвет ее глаз, щек и золотистый блеск волос.
Прошло уже столько времени, и Вильям совершенно уверовал, что его племянницу давно разорвали дикие лесные звери. Но вот она вернулась, великолепно одетая, сама элегантность и красота!
Вильям схватился рукой за сердце. Ондайн, сладко улыбаясь, подумала, что он недалек от апоплексического удара. Вокруг стояла тишина. Бесшумно падали пушистые хлопья снега.
— Ты жива, — произнес он наконец. Она засмеялась:
— Да, дядя.
— И ты посмела сюда приехать, предательница!
Она снова засмеялась, но на этот раз довольно жестко:
— Брось, дядя, ведь ты разговариваешь со мной, а не с каким-нибудь олухом, которого ничего не стоит обвести вокруг пальца!
Он быстро перевел взгляд на Джема и обрушился на него с нескрываемой злобой:
— Иди в дом! Нам нужно поговорить. И присмотри за вещами своей госпожи. Ондайн, пойдем.
Она улыбнулась, наклонила голову, подобрала юбки и стала подниматься по лестнице. На верхней площадке Вильям неожиданно вцепился ей в руку длинными сильными пальцами так больно, что она чуть не вскрикнула.
— В мой кабинет! — прошипел он.
— Хорошо, дядя, — ответила девушка сдержанно.
Они прошли через зал, мимо большой комнаты справа. Ондайн быстро заглянула в нес и увидела, что ничто не изменилось с того далекого дня, когда она уехала из дома. В огромном, на всю длину стены, камине горел огонь. Длинный стол времен Тюдоров по-прежнему занимал середину комнаты. Буфет все так же украшали прекрасные ирландские кружева се матери, и в нем все так же поблескивал серебряный сервиз.
— Идем! —
Он влетел через открытую дверь в свой кабинет. «Его кабинет! Нет, это кабинет отца», — подумала она с болью. В окно виднелись длинные ряды живой изгороди. Большую часть комнаты занимали сундуки и книги, преимущественно французские, поскольку Вильям считал, что французские вещи придают его жизни привлекательную загадочность.
Ондайн слышала, как закрылась позади нее дверь, но не обернулась и смотрела в окно на прекрасный падающий снег, зная, что дядя не спускает с нее глаз.
— Где ты была, черт побери, все это время? — закричал он.
Она повернулась, выскользнула из манто и небрежно бросила его на подоконник.
— Ах, дядя, где я только не побывала, даже в самом аду, — ответила Ондайн беспечно.
Глядя на нее с настороженностью, он большими шагами прошел через комнату к нише в стене, где стояли бесчисленные бутылки с самыми разнообразными винами и портвейнами. Не сводя с нее глаз, он опрокинул рюмку и налил еще одну.
Теперь он, кажется, взял себя в руки. Он подтащил кресло к столу и сел в него, махнув ей рукой и приглашая тоже сесть.
— Не дерзи мне, племянница, — предупредил он с угрозой. — Достаточно мне щелкнуть пальцами, и мои люди схватят и отведут тебя в Тауэр. В моем распоряжении есть улики, которые доказывают твое участие в заговоре с целью покушения на жизнь нашего короля.
Ондайн засмеялась:
— Ох, брось, дядя! Мы же одни! Чьих это рук дело? Разве не твоих, дядя? Это ведь тебя грела мысль завладеть титулом и имуществом моего отца!
Он поднялся с кресла, налил стаканчик портвейна и подал Ондайн, глядя ей прямо в глаза с жестокой улыбкой, скривившей узкие губы.
— Ондайн, я всю жизнь подозревал, что ты не слишком умна, но под ударами судьбы ты, кажется, и вовсе перестала соображать. Дура! Если уж осталась жива, то в первую очередь тебе следовало бы постараться и дальше сохранить свою жизнь. Но ты так глупа, что вернулась. Теперь рви на себе волосы, маленькая ведьма. Все равно ты ничего не изменишь. Все ясно. Твой отец погиб за попытку убить короля. Мы, твоя семья, пребываем из-за этого в немилости. Король знает, что у меня есть документы, подтверждающие твое участие в заговоре, и знает, что я, заботливый и любящий дядя, не хочу предавать свою племянницу. Карл неравнодушен к женщинам, Ондайн. Особенно к молодым и красивым…
Он задумался. Кажется, совсем успокоившись, он налил себе еще портвейна и поднял стакан за здоровье Ондайн.
— У тебя была возможность сочетаться браком с Раулем и сделать этот дом общим, но ты отвергла моего сына. Это будет стоить тебе жизни. Ты ведь сама понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых.
Ее сердце бешено забилось. Она отпила глоток из стакана, надеясь, что огненная жидкость придаст ей смелости.
— Вы собираетесь убить меня прямо здесь, в вашем кабинете? А что скажут слуги?