Русалки
Шрифт:
Увы, человек предполагает, а бог располагает. Первое же плавание Ивана стало для него последним. Да и не только для него. В морской пучине сгинул броненосец "Русалка". По крайней мере, так гласила официальная версия. На Балтике бушевала буря, корабль попал в нее и с тех пор его никто не видел. Позднее на одном из островов нашли шлюпку с "Русалки", на другом – деревянные обломки, за неимением других кораблекрушений приписанные ей же, а в порту – крышки от люков, забытые командой броненосца.
Впрочем, морячки вообще повели себя на редкость
Потом, понятное дело, всем досталось на орехи. Адмиралу здорово всыпали за то, что выпустил "Русалку" в море, капитану канонерки – за то, что ее там оставил, а всем прочим, кто попал под горячую руку, за недостаточную бдительность и впредь на будущее. В 1902 году здесь, в Ревеле, был воздвигнут памятник в честь погибших моряков.
История печальная, но, казалось бы, давняя. Однако пару недель назад она неожиданно обрела продолжение.
Ближе к ночи братьев посетил один человек. Он отрекомендовался посредником и заявил, что представляет русалок Балтийского моря.
– Вот так вот, – сказал в этом месте Михаил.
Мол, это они утопили броненосец или, как считали сами русалки, забрали его себе. Он ведь тоже "Русалка", так что они как бы и право такое имели. Когда братья оправились от шока, у них возникло к гостю два вопроса. Первый озвучил Пётр:
– А что случилось с экипажем?
Экипаж, понятное дело, попал русалкам в плен. Мол, все пока живы – слово "пока" посредник четко выделил голосом – и обитают вместе с русалками на морском дне. Однако живые игрушки русалкам наскучили и пришла пора от них избавиться. Либо утопить окончательно, либо отпустить, но не просто так, а за выкуп.
Второй вопрос – у меня он был бы первым – касался психического здоровья посредника, и, к моему удивлению, озвучил его сам посланец русалок. Причём сделал это вполне разумно. Он сказал, что нечего верить на слово первому встречному. Мало ли каких безумцев на земле русской хватает. Нет, братьям предлагалось лично встретиться с русалками, убедиться, что их новый знакомый – не сумасшедший – и узнать, так сказать, из первых рук условия выкупа, чтобы не подумалось, будто посредник что-то себе урвать на этом деле желает. Он де исключительно о пленённых россиянах радеет.
В последнее братья не поверили. Другое дело, что навар посредника был для них вопросом даже не третьестепенным. Что ему посулили русалки за хлопоты – это его дело. Для братьев главное было, что Иван, возможно, всё еще жив. А русалки там или, к примеру, немецкие социалисты – это, как разумно заметил Михаил, дело десятое.
Встречу назначили, не откладывая в долгий ящик, в ту же полночь.
– И что? – не удержался я. – Видели русалок?
Пётр
– Именно так, господин хороший. Вот прямо как вас сейчас.
Полицейский департамент города Ревель внешне походил на мавзолей. Это было массивное серое здание, подавлявшее одним своим видом. Внутри никто не бегал, не кричал и никуда не спешил. Меланхоличный дежурный так долго изучал мои документы, что я уже начал подозревать, что он просто уснул с ними в руках.
Я тихонько постучал ладонью по конторке. Дежурный вперил в меня долгий вопросительный взгляд, после чего сообщил, наконец, в каком кабинете искать инспектора из Санкт-Петербурга: второй этаж и по коридору налево до самого конца, где свернуть направо.
Пройдя этим путем, я обнаружил просторный светлый кабинет, а в нем – Вениамина Степановича и неизвестного мне чопорного старичка с длинной седой бородой. Инспектор сидел в кресле за большущим столом. На таком разве что военную кампанию планировать. Вся столешница была погребена под множеством бумаг, и только с самого краешку нашлось место для фарфоровой кружки с чаем. И то, нашлось только потому, что часть бумаг старичок держал в руках, крепко прижимая их к груди.
– Добрый вечер, Вениамин Степанович, – сказал я. – Добрый вечер и вам.
Старичок церемонно кивнул мне в ответ:
– И вам здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?
– Это мой помощник, – сказал инспектор. – Ефим Родионович Кошин. Ефим, познакомьтесь: Пафнутий Павлович Чёрный, письмоводитель.
Старичок снова кивнул, но особой теплоты в его взгляде я не заметил. Только внимание. Инспектор взглянул на часы. У стены стояла настоящая деревянная башня с большим циферблатом, и стрелки показывали ровно четыре часа.
– Я так понимаю, этот ваш инженер никуда не полетел, – сказал инспектор.
– Увы, – ответил я. – Взлететь-то он взлетел, но сразу врезался в дерево. Хорошо хоть, живой остался. А вот аппарат – всмятку.
– Печально, – равнодушным тоном констатировал инспектор.
– Не то слово, Вениамин Степанович, – вздохнул я. – Аэроплан обратно в ангар на четырех тачках привезли. Плюс крылья отдельно.
– Вот как? – произнес инспектор, снова зарываясь носом в бумаги. – И что вы?
– Я пожелал пилоту скорейшего выздоровления, и прибыл к вам на помощь, пока вас не поглотило это бумажное море.
Инспектор внимательно посмотрел на меня, потом на старичка, и, молча кивнув, снова углубился в изучение какого-то отчета. Я прошелся по кабинету и остановился у окна. Мелкий дождь накрапывал уже из последних сил, но упорно не сдавался. В тучах обозначился первый просвет.
– Похвально, – сказал инспектор, не прерывая чтение, так что я даже не сразу сообразил, что это относится ко мне. – Похвально, Ефим. Что ж, работы много, – он перелистал бумаги справа от себя и повернул голову к старичку: – А где форма по авансовым отчетам?